Плачь обо мне, небо
Шрифт:
После того, что свершится сегодня, вряд ли будет суждено ей свидеться с родителями. Если только с папенькой.
Она, конечно, могла просто доложить Императору о том, что князь Остроженский повелел ей, как приближенной к царской семье, оборвать жизнь Великой княжны Марии и самого государя, но была вероятность того, что ее слова просто не примут на веру. Какие доказательства она может предоставить помимо единственного разговора, который подтвердит Анна Ростопчина? Последняя и важная беседа осталась без свидетелей. В том не было никакого смысла: если пытаться вывести на чистую воду старого князя, то лишь позаботившись о должных уликах. С этой целью пришлось прибегнуть не только к помощи Ростопчиной, но и обратиться к цесаревичу с просьбой каким-либо образом послать жандармов на Невский проспект
Авантюра, крайне рискованная, заключалась в том, чтобы получить от дядюшки орудие убийства (Господи, прости мне грех мой) через его посыльного, что должны будут увидеть жандармы. Это могло дать малую толику надежды на то, что причастность князя Остроженского к ее деянию будет подтверждена. Для верности тому же свидетельницей должна была стать Анна Ростопчина, однако она, будучи уже вовлеченной в дело, могла стать недостаточным аргументом для Императора.
Главной проблемой было то, что увидеть ее встречу жандармы должны были словно невзначай, иначе все, опять же, показалось бы спланированным с целью «оболгать честное имя князя». Стоило отдать цесаревичу должное — свою задачу он исполнил с блеском, неизвестным Катерине образом оказавшись вместе с офицерами Третьего Отделения на Невском вовремя, и даже обратив их внимание в сторону княжны, беседующей с испуганно озирающимся посыльным дядюшки (тот долго настаивал перейти в менее оживленное место, однако княжна уверила его, что здесь именно из-за многолюдности никто не заметит их). Спустя несколько минут Николай вместе с жандармами двинулся дальше, и Катерина, краем уха ловящая пояснения практически неизвестного ей мужчины, рассеянно кивнула, про себя вознося благодарность Богородице. Все, что она могла сделать, она уже сделала: оставалось лишь завершить начатое.
***
Время Катерина подгадала идеально: у Великой княжны уже завершились занятия, и через несколько минут ее должны были сопроводить на обед, к которому уже проходила подготовка в Золотой гостиной Ее Величества. До того момента девочка была предоставлена самой себе, поскольку Анна Тютчева, значащаяся ее воспитательницей, была вызвана по какому-то вопросу. Впрочем, и здесь благодарности стоило адресовать цесаревичу, который и занял фрейлину. Княжна надеялась, что Николай исполнит ее просьбу в точности, потому что от него и Анны Федоровны зависел удачный исход дела. Ей и без того замаливать перед Господом только лишь попытку покушения, а если ненароком она ранит Ее Высочество, никакими молитвами уже не очистит душу.
С Великой княжной Марией ее отношения складывались несколько напряженно — в отличие от своих братьев девочка была несколько замкнутой, но отнюдь не в силу стеснения, как Александр: если бы Катерине разрешили сказать открыто, она бы назвала единственную дочь царской четы несколько избалованной и оттого надменной. Это были лишь зачатки данных качеств, но они имели все шансы развиться в куда более страшные свои проявления. Излишне привыкшая к доброму расположению почти всех членов императорской фамилии, княжна с трудом общалась с куда менее открытой Марией. И сейчас разговорить девочку, устроившуюся с книгой, оказалось непросто: сначала та вообще не замечала вошедшую в комнату фрейлину, затем на французском холодно попросила не мешать ее чтению. Будь Катерина просто безжалостным убийцей, такая сконцентрированность Великой княжны на повести была бы кстати: подойти со спины, замахнуться кинжалом. Но она, к счастью или к сожалению, желала все обставить как несчастный случай, а для этого следовало вовлечь девочку в действие.
Огромных трудов стоило допытаться до того, кем именно так увлечена Великая княжна, но после стало чуть легче — несколькими фразами Катерина все же разговорила Марию на обсуждение повести, что, как оказалось, вправду было верным ходом — завязавшийся спор о правильности поступков героев оставалось лишь перевести в непринужденную игру-перепалку. Увлекшись парированием аргументами, княжна чуть было не забыла о времени, которого оставалось все меньше. Стоило лишь вспомнить
Стоило лишь скрипнуть дверной ручке, возвещающей о возвращении Тютчевой, удачным маневром равновесие Великой княжны было нарушено.
Вошедшая ровно в тот момент, когда Катерина выставила нож так, чтобы Мария упала на него спиной (она отчаянно не желала, чтобы девочка знала о неудачном — лишь бы оно таковым и было! — покушении), Анна Федоровна в ужасе замерла в проеме, но уже спустя мгновение громко захлопнула дверь и бросилась к своей подопечной. Мысленно Катерина облегченно выдохнула, однако для правдоподобности дернулась, заметив воинственный взгляд Тютчевой, и тут же спрятала нож в складках юбки.
— Ваше Высочество, поднимитесь, — холодным тоном обратилась к ней воспитательница. Осмотрев принявшую вертикальное положение Марию, она отослала девочку к матери, напомнив о недопустимости опозданий к обеду, и лишь потом перевела колючий взгляд на выпрямившуюся и старательно отводящую глаза княжну.
— Покажите Ваши руки, Екатерина Алексеевна.
Первой раскрылась левая ладонь, после — вверх была обращена и правая. Зазубренное короткое лезвие тускло блеснуло, поймав огоньки свечей из настенных канделябров. Блики прыгали от внутренней дрожи, сотрясающей Катерину. Она была готова к этому, она ждала этого, но совладать со своими чувствами оказалось невозможно.
— Объяснения дадите в Третьем Отделении.
С отвращением взглянув на оружие в руках стоящей напротив фрейлины, Анна Федоровна поджала губы и, кликнув одного из офицеров, дежуривших в коридоре, велела охранять ту до тех пор, пока не поступит новых указаний. Бросив уничижительный взгляд на княжну, Тютчева направилась прочь из комнаты, дабы найти шефа жандармов, однако была остановлена срывающимся голосом «арестованнной».
— Анна Федоровна, Господом Богом прошу Вас, не докладывайте государыне.
— Как заговорила-то. Хочешь после такого в должности остаться?
— Ее Величество не переживет этой новости. Умоляю, не тревожьте ее понапрасну. Я не претендую на место при Дворе более, будьте покойны.
Поджав губы, Тютчева в раздумье помедлила у двери, а после решительно вышла.
***
Исполнила ли Анна Федоровна просьбу, Катерина не ведала, и оставалось лишь надеяться на ее благоразумие. Зато своим мыслям она осталась верна, и спустя немногим менее часа за ней явилось двое жандармов, потребовавших отдать оружие и следовать за ними. Или, если быть точнее, между ними, чтобы снизить вероятность побега. Впрочем, его княжна не планировала, и до места назначения, коим избрали кабинет Его Величества, дошла покорно. Ее роль была практически сыграна, и каким бы ни стал приговор государя, она обещалась себе исполнить его в точности. Лишь бы жертва не оказалась напрасной.
В кабинете помимо расположившегося у окна Императора находился цесаревич, занявший кресло у шахматного столика, а также князь Долгоруков. Вошедшей Катерине невольно вспомнилась аудиенция, имевшая место быть осенью, после покушения на Наследника Престола: тогда беды ничто не предвещало, однако разговор оказался не из легких; сейчас, напротив, воздух сгустился настолько, что дыхание затруднялось и казалось, что даже в одиночных камерах Петропавловской крепости находиться приятнее. Похоже, она и вправду вскоре увидится с родными: либо с папенькой на том свете, либо с маменькой в ссылке. Ее явно не для награждения орденом Святой Анны пригласили. Глубоко присев в реверансе и задержавшись в этом положении как можно дольше, княжна на мгновение зажмурилась, прежде чем выпрямиться и посмотреть на государя.