Плач по Александру

Седов Геннадий

«Непонятно себя ведет, – глядел со скалы на жирнозадого барсука орлан-белохвост только что выбравшийся из гнезда. – Не прячется, сидит неподвижно. Жует чего-то. Больной, наверное».

Орлан был не голоден, покидать уютную, усыпанную белесым пометом площадку ему не хотелось…

«Придется попотеть, – по-хозяйски размышлял, между тем, барсук, объедая поднятую с земли шляпку гриба. – Перенесу повыше съестное из кладовой, заменю подстилку, сделаю на всякий случай еще один запасной выход».

Жующую его щеку поймал пробившийся сквозь рваное

облако солнечный теплый луч. Застыв в блаженной истоме барсук зажмурился, почесал себя между ног. Вспомнил о барсучихе в норе.

«Шарахнуться, что ли?» – подумал зевая.

«Все, терпение лопнуло, пеняй на себя!» – не выдержал орлан. Сузил золотокоричневые окуляры зрачков, подпрыгнул, царапнув камень…

Выстрела со стороны ореховой рощи он не услышал – горячо вспыхнуло что-то в груди, он захлебнулся кровью, полетел стремительно вниз так и не успев распустить крылья. Катился, переворачиваясь, по насыпи, упал в смородиновую заросль, забился в конвульсиях неподалеку от лежавшего на спине, охваченного ужасом барсука.

Солнце поднималось все выше, тянул из ущелья влажный ветерок, шумела внизу невидимая река.

«Есть бог на земле! – думал, не веря до конца в чудесное спасение барсук, страшась взглянуть на лежавшую неподалеку страшную птицу. – Прав был покойный отец. А я, дурак, не верил».

– Афарм, Девлет! Выстрел джигита!

Сидевшая вокруг костра на опушке леса молодая компания радостно зашумела.

– Ты выиграл спор, княжич, – поклонился удачливому стрелку Эльжаруко. – Говори желание.

– Дай подумать.

– Чего думать? – выкрикнул кто-то. – Еда кончилась. Пусть мяса раздобудет!

– За мясом ночью поедем! – решительно отрезал стрелявший. – А пока пляши, Эльжаруко!

– Точно, пусть спляшет! Давай, Эльжаруко, не ленись! Эх, барабана нет! – раздались голоса.

Одиноко танцующего на поляне Эльжаруко терпели недолго. Выскочил следом один, другой, третий. Ухватились за руки, стали кружить вокруг расстеленной на земле скатерти с остатками трапезы. Притоптывали каблуками, подпевали в ритм движению, подстегивали себя громкими возгласами. Разошедшийся вовсю Девлет ухватил край скатерти, потянул на себя – полетела под ноги посуда, обглоданные кости. Продолжая танцевать водрузил замызганную скатерть на голову Эльжаруко наподобие женского платка.

– У-уу! – взорвались хохотом плясуны. – У нас есть девушка! Танцуем «удчи»!

– «Удчи»! «Удчи»!

Смешливо подбоченясь молодой князь поклонился Эльжаруко, приобнял за плечи. Тот поправлял на голове платок, отворачивал жеманно лицо, комично вздыхал.

– Красавица, пляшущая с джигитом Девлетом, окружена! – кричали из хоровода. – Есть ли друзья у ее кавалера, могущие ее откупить?

– Есть! – вылетел из круга острослов и песенник Кургока, руководивший, как обычно, пирушками. – Есть друзья у кавалера! И выкуп есть!

Вытянул из-за пояса пистолет, выстрелил не глядя, бросил на траву. Хохот на поляне стоял громоподобный.

Неутомимый

Кургока предложил новую забаву: прыжки через валун. Напрыгавшись, кидали плоские гальки – кто дальше, боролись на расстеленной бурке, стреляли из ружей и пистолетов по глиняному кувшину. Умаялись, прилегли на солнышке, затянули, глядя в бездонное небо, песню про богатыря Сосруко, рожденного из камня, владевшего сказочным конем, на котором он ускользал от любого преследователя. Вздремнули спустя недолгое время кто где, ополоснули, пробудившись, лица у ручья. Совершив вечерний намаз стали готовиться к любимому занятию джигитов, набегу на соседей. В сумерках, по дороге вдоль похолодевшего ущелья, юный князь придержал скакуна. Проговорил, оборотясь к ехавшему следом Эльжаруко:

– Зря я с тобой поспорил. Не надо было убивать орла.

Резко дал шенкеля жеребцу, поскакал вперед.

Сделка

– Верю, верю! Иначе бы не сидел у тебя за столом…

Тучный, в расшитом позументами кафтане астраханский губернатор Тимофей Иванович Ржевский кивал головой, слушая, что говорил ему хозяин. Про давнюю преданность могучей Московии, которой владетель Малой Кабарды дал шерть на верность. Про то, что не в чести у князей Джамбулатовых, ведущих родословную от великого царя Египта Инала, нарушать слово.

– Так и донеси, боярин, своему господину: клятва Бекмурзы тверда как дамасская сталь. Был верным русскому царю, верным и останусь…

«Горазды вы, однако, кавказцы, на цветистые слова», – думал Ржевский трогая в боковом кармане бумагу из посольского приказа, где писано было в подробностях о шашнях переменчивого Бекмурзы с крымским ханом, от которого, по сведениям лазутчиков, получал он не раз богатые дары..

– Хочешь, подпишем новый фирман на дружбу? – испытующе глядел на гостя князь.

– Отчего не подписать, – уклончиво отвечал тот беря из блюда янтарную кишмишину. – Подпишем, дай время.

Говорили через почтительно внимавшего толмача Посольского приказа, знавшего дюжину басурманских языков, никого другого в жарко натопленной горнице с закопченными сводами не было.

– Как семья твоя, князь? – поинтересовался Ржевский.– Жена, дети?

– Хвала аллаху, живы-здоровы.

– Сыновья как? Сколько их у тебя, запамятовал?

– Пятеро.

– Джигиты, небось? Богатыри?

– Грех жаловаться. Хорошие парни.

– Не хочешь кого в Россию отпустить? На службу? Выучим отменно, должность дадим. Сам знаешь: кавказцы у русских государей завсегда были в чести. Особливо ваши, черкесы.

– Не годятся мои сыновья для службы. Возраст не тот. Двое старших уже женаты, детей имеют. Средний молод, рано ему в Россию.

– Годов сколько среднему?

– Пятнадцать минуло.

– В самый раз возраст. Кличут как?

– Девлетом…

В горнице повисла тишина. Лился свет сквозь узкое оконце, трещали в очаге горящие поленья.