Пламя на воде
Шрифт:
– Погоди. Советник когда ушел?
– Да еще до обеда. Может, за час, может, чуть меньше. Только он из камеры-то ушел, а из тюрьмы не уехал: устроил инспекцию, все бумаги в канцелярии перевернул, и дела проверил, и накладные; часа три еще сидел, наверное.
– В камеру больше не заходил?
– До того, как тело обнаружили - нет.
– Рассказывай дальше.
– Слушаюсь, господин. Так вот, посуду я после обеда убирал - он живой был. У нас правила-то какие: сначала я смотровое окошко открываю, оно сверху и с решеткой. Командую отойти к противоположной стене,
– Так чай ты не только в эту камеру носил?
Тюремщик даже будто смутился слегка.
– В моем ведении, господин, десяток камер на первом этаже, да тут еще каземат добавился. Чайком же я всех своих клиентов балую. Мне не накладно, а им радость, и здоровье сохранить помогает. Да. Ну, принес я чай, смотровое окошко открываю - а на нем, на решетке, кусок холстины привязан. Я даже испугался сначала, отшатнулся - вдруг подвох какой. Потом смотрю - холстина-то полосой оборвана и натянута, будто висит на ней что. Стал заглядывать - макушка виднеется. Тут уж я все и понял. Позвал людей, открыли мы дверь, сняли его. Советник тоже прибежал, волновался очень, сам петлю с него стащил, стал сердце слушать. Расстроился жутко, поздно, говорит, нашли, если б чуть раньше. Он, говорит, может, еще и не так виноват был, как расписали. Да видно, сам-то он себя больше винил.
– Тело где?
– Коротко спросил Комин, обрывая излияния тюремщика.
– Все, как положено, сделали.
– Вздохнул тот.
– По инструкции. Дело-то громкое, того и гляди, проверки нагрянут. А положено нам тела вывозить не позднее, чем через три часа после установления факта смерти. И советник особо наказал, чтоб все по инструкции шло, без накладок, и так, говорит, прошляпили, ротозеи. А только кто ж знал, что он в петлю полезет? С виду вроде спокойный такой.
– Ты сам-то уверен, что он мертвый был?
– Подал голос Беркет.
– А как же, господин, - испугался Мофин.
– Я ж его сам и в холст зашивал. Да и как ему не быть мертвому, когда он на двери висел?
– Куда отвезли тело?
– Спросил Комин.
– Есть местечко за городом, господин, я-то там не был ни разу, но рассказывали, будто там печь устроена специальная, с поддувом, как в кузне. Там их и сжигают, покойничков наших. Вроде бы как чтобы мать-земельку не обижать преступными-то останками. Только я всегда говорил - варварство это.
– Кто отвозит?
– Есть у нас двое рабочих конюшенных, они и возят.
– Где они?
– Да должны бы быть на конюшне.
Комин взглянул на Беркета, тот выругался, рванул к дверям.
– Если ты мне хоть в чем-нибудь соврал, - сказал тем временем Комин, беря Мофина за шиворот, - хоть капельку, хоть на вот столечко, ты представляешь, что с тобой будет?
– Все правда, господин, клянусь!
– Ты просто не можешь представить, что с тобой будет, - продолжил Комин так же спокойно.
– Тебе воображения не хватит. Нет такого места на земле, где ты мог бы от меня спрятаться, понимаешь? А потому подумай еще раз, хорошенько. Память напряги, совесть, если
– Все как было рассказал, - прошептал враз потерявший голос тюремщик.
– Все как было, клянусь.
– У кого есть ключи от камеры?
– Их три всего. Один - у меня, второй - у сменщика, и еще один в ключной заперт.
– А от ключной у кого?
– У начальника смены.
– Начальник смены здесь есть?
– Есть, господин, с остальными сидит.
– А сменщик?
– Выходной у него.
– Ключи он что, домой забирает?
Мофин побелел.
– Говори!
– Встряхнул его Комин.
– Прячет... здесь. В караулке, над дверью.
– Кто об этом знает?
– Все наши, почитай, - едва слышно прошептал тюремщик.
Когда Беркет вернулся, толкая перед собой двух понурых, разящих сивушным перегаром мужиков, Комин сидел на корточках и внимательно изучал что-то на полу камеры.
– Вот, привел, - громко объявил Беркет.
– Представляешь, дрыхли себе в соломе и не слышали ничего. Можно сказать, повезло нам.
– Иди-ка сюда.
– Негромко позвал Комин.
– Посмотри, на что это похоже.
– Я бы сказал - на следы рвоты, - заключил Беркет, поскрябав пятна пальцем.
– Вот и мне так кажется.
– Думаешь?
Рыцари уставились друг на друга.
– Отравили, а потом в петлю засунули.
– Выпрямляясь, процедил Беркет.
– Ключ от камеры почти любой мог раздобыть.
– Найду сволочей.
– Глухо выговорил Беркет.
– А не найду, всех замочу. Чтоб не повадно было.
И, хватая за грудки двух очумело глядящих работяг, заорал:
– Куда тело дели, псы?!
– К-какое тело?
– Выговорил один из мужиков.
– У вас за всю последнюю неделю только одно тело-то и было!
– Неожиданно встрял Мофин.
– Что, совсем мозги пропили?
– А-а, это, - дошло наконец до работяги.
– Отвезли, как полагается. Да мы ж вчера докладывали.
– Куда отвезли, спрашиваю?
– Сосредоточился Беркет на наиболее коммуникабельном из мужиков.
– На Озерную, в плавильню. Там, это, печка есть. Специальная. Туда.
– И там оставили?
– Не-а.
– Потряс головой мужик.
– Оставлять не положено, я что, не знаю? Сразу спалили.
Кулак Беркета впечатался мужику под дых.
– За что!
– Согнувшись и хватая ртом воздух, взвыл тот.
– Чтобы соображал получше.
– Объяснил Рыцарь.
– Меня не интересует, что там тебе положено, а что нет. Я хочу знать, что ты в самом деле сделал.
– Ей-же-ей спалили, - подключился вдруг второй работяга.
– Сразу, как приехали, печку раскочегарили, уголек-то там был еще, в прошлый раз лишку завезли. Потом я мехи качал, а Бурый за углем подался, прикинули мы, что не хватит. Ну вот, съездил он к углежогам, привез, разгрузился, стали мы по очереди качать. Это дело, знаете ли, не быстрое. А от запаха потом неделю не избавишься, потому и пьем, чтобы глотки промыть.