Пластическая хирургия по-русски
Шрифт:
* * *
Эдуард Лаврентьев гнал кроваво-красный «олдсмобил катлас суприм» по нагретому асфальту пустынной дороги. Август выдался очень тёплым, и ещё утром Эдуард нажатием кнопки убрал виниловую крышу кабриолета. Но по идиотской привычке он продолжал восседать за рулём диковинной иномарки в отливающем металлом дакроновом костюме, лишь слегка ослабив галстук.
Рядом с вальяжным, полноватым и солидным Лаврентьевым сидел светловолосый мальчик лет семи, в котором даже при всём желании было трудно признать его сына. В отличие
Он недовольно пробурчал себе под нос:
– Этого нам только не хватало!
По этой дороге мало кто ездил, и Эдуард с тоской посмотрел в зеркало заднего вида в тщетной надежде разглядеть идущую следом машину. Но он уже знал, что не сможет отказать голосующему. Эдуард только снаружи выглядел несколько высокомерным, но в груди у него билось сердце добряка.
– Возьмём? – улыбнулся он мальчику, и тот согласно кивнул.
Эдуард плавно затормозил, съехал на обочину и удовлетворённо причмокнул языком.
Стоппером оказалась миловидная девушка лет двадцати четырёх с широко расставленными большими зелёными глазами, яркими пухлыми губами и светлыми волосами, собранными в высокую причёску, оставлявшую открытыми крохотные полупрозрачные ушки. Незнакомка была одета в летнюю блузку и джинсы, сидевшие на ней как влитые, а на её изящных ножках красовались открытые спортивные туфли. Через плечо у неё висела видавшая виды торба, из которой выглядывала светло-коричневая ветровка.
Эдуард подумал, что именно так одевается большинство путешествующих автостопом девушек.
Остановив машину, он перегнулся на сиденье, помогая мальчику справиться с дверцей, и когда она распахнулась, галантно предложил незнакомке:
– Садитесь, пожалуйста!
Женщина одарила Эдуарда благодарным взглядом.
– Простите, что побеспокоила вас.
– Ерунда! – убедительно произнёс носивший Эдуард, буквально пожирая девушку глазами из-под тонированных очков в уникальной золочёной оправе. – В рекламном проспекте на мою «абордажную саблю» утверждается, что она «снабжена сиденьями шире диванов».
После секундного колебания женщина забралась в машину и осторожно захлопнула дверцу.
– Сын? – улыбнувшись мальчику, спросила она Эдуарда.
– В некотором смысле, – неопределённо ответил Лаврентьев, выруливая с обочины на асфальт и разгоняясь. – Племянник.
– Понятно, – кивнула женщина и попыталась погладить мальчика по белёсой челке.
Мальчик смущённо закрутил головой и подвинулся ближе к дяде.
В другой раз Эдуард не без удовольствия приударил бы за очаровательной незнакомкой, но между ними сидел невинный мальчик, поэтому он ограничился созерцанием её прекрасных глаз да ведением ни к чему не обязывающей псевдосветской беседы в течение того недолгого времени, которое незнакомка провела у них в машине.
Женщина покинула их сразу по въезде в город, горячо поблагодарив отказавшегося от денег Эдуарда и на прощанье ещё раз потрепав по головке
С сожалением вздохнув, Эдуард проводил незнакомку голодным взглядом разведённого мужика и продолжил путь. Он снова пришёл в хорошее настроение после краткого общения с миловидной блондинкой, оставившей после себя необычайно стойкий аромат изумительных духов с нотой сандалового дерева, который не мог развеять даже свободно залетавший в салон открытой машины беспокойный ветер.
– Неземные духи! – выразил вслух свое ощущение Эдуард, подкрепив сказанное мечтательным вздохом.
И тут племянник нетерпеливо тронул дядю за рукав.
Лаврентьев полуобернулся и обомлел.
Юный спутник протягивал дяде Эдуарду пистолетную обойму. По тому, как напряглась худая ручонка мальчугана, Эдуард определил, что пистолетный клип, как на жаргоне эфэсбэшников называется обойма, доверху набит патронами.
Едва не вылетев на встречную полосу, Эдуард сбросил скорость до минимума и не в ущерб аккуратному управлению автомобилем, едущим уже по городским улицам, попытался получше рассмотреть находку.
– Это она забыла! – возбуждённо воскликнул мальчик, юлой вертясь на сиденье и безуспешно стараясь разглядеть на тенистой улице только что вышедшую из машины незнакомку.
Но той и след простыл.
Чертыхнувшись, Эдуард быстренько развернулся, проехал пару сотен метров в обратном направлении и, сделав ещё один разворот, остановил машину на том самом месте, где несколько минут назад высадил симпатичную автостопщицу.
Он выбрался из машины и заметался между двумя мощными тополями как футбольный вратарь между штангами ворот. Эдуард хорошо помнил, что блондинка перешла на тротуар именно здесь, он даже чувствовал аромат её необыкновенных духов, и ему казалось, что он уже взял след. Народа на улице в жаркий послеполуденный час было мало, и Эдуард рассчитывал легко изловить явно не успевшую далеко уйти незнакомку.
Он бросился направо, пугая редких прохожих, догнал какую-то девушку в джинсах, убедился, что обознался, и помчался назад к машине. Хотел было бежать в другую сторону, но вовремя одумался. Он понял, что жестоко ошибается насчёт своих способностей ищейки, а пришедшая вскоре мысль о том, что его могли отвлечь специально, чтобы без помех похитить автомобиль или мальчика, окончательно отрезвила его.
С поникшей головой пропустившего «бабочку» футбольного голкипера Эдуард вернулся на «вратарскую площадку» у двух тополей. Он работал врачом, и не его дело было проверять подозрительных типов, ловить преступников и особенно преследовать странных женщин, оставляющих в чужих машинах полнёхонькие пистолетные обоймы.
Но Лаврентьев не мог простить себе, что упустил бабёнку, и проклинал себя самыми последними словами. С досады он въехал новеньким полуботинком в кучку опавших веток и присвистнул от удивления, рефлекторным движением сдвигая на затылок отсутствующую шляпу.
Снизу на Эдуарда нагло пялилась большая зелёная жаба, сидевшая на пожухлой траве в обычной для себя позе и сварливо надувавшая горловой мешок.
– Тьфу! – в сердцах отплюнулся Лаврентьев и направился к машине, лениво думая о глупой лягушке-путешественнице, которой не сидится в своём гнилом болоте в такую жару.