Пластмассовый космонавт
Шрифт:
– Эти парни заслужили такую жизнь, это вам не песенки для мультиков пописывать, – сурово резанул Архипов, глядя прямо в ошеломлённые глаза одному из тех, кто его недавно прилюдно унизил на голосовании о принятии в Союз композиторов, и о которых он жёстко написал такие строки:
Подымайте руки, в урны суйте
Бюллетени, даже не читав.
Голосуйте, суки, голосуйте,
Только, чур, меня не приплюсуйте —
Я не разделяю ваш устав.
– Вот наработаешься за день, придёшь к интеллигентным людям в гости отдохнуть, и встретишь тут такого вот «певца из подворотни», – вслед за композитором возмутился
Архипов быстро обернулся и к нему тоже, и поинтересовался:
– Х…ли ты такого написал, что так устал?
Оба возмущённых чиновника от искусства с видом оскорблённого достоинства немедленно покинули балкон. Архипова это только порадовало. Он вообще в гораздо большей степени отождествлял себя с героями своих песен – простыми работягами и военными, чем со столичной богемой.
– Ну, как тебе моя песня о лётчике? – уже с совершенно другим лицом живо поинтересовался он мнением профессионала.
– Всё верно схвачено – одобрил Павел.
«За это умение подметить главное в людях и переложить на музыку его и обожает народ», – думал Павел, глядя на певца. Он даже готов был поверить в услышанную от кого-то историю про то как однажды, на каком-то вокзале, Архипова обступила огромная толпа и все тянули к нему фотографии, или, что окажется под рукой для автографа. Один человек протянул партбилет. Архипов, увидев это, спросил: «Зачем? Вас же исключат из партии». На что почитатель таланта, немного подумав, махнул рукой: А, и хрен с ним, распишитесь!».
Архипов просиял, услышав данную его песне оценку, и крепко пожал Беркуту руку. Павлу тоже всё больше был по душе этот парень с таким простым мужским лицом и прямым взглядом. С первой секунды он вызывал к себе искреннюю симпатию. Ещё раньше Беркут уважительно отметил про себя сбитые в кровь пальцы барда, вздувшиеся «бычьи» жилы на багровой шее, его сорванный охрипший голос – певец тоже не умел работать в пол силы, экономить свой дар. Было в их характерах что-то общее. Наверное, всех настоящих мужиков в России объединяет такая вот мужицкая упёртость, непоказушная готовность спокойно совершить подвиг если потребуется. И оба они похоже не слишком умеют приспосабливаться, угождать начальству. Из-за этого Архипова никогда не звали и вероятно никогда не позовут на Центральное телевидение на самую популярную программу «Песня года», куда отбирались лучшие песни в исполнении самых популярных, отобранных худсоветами при филармониях исполнителей. Там звучали тщательно отфильтрованные песни преимущественно идейного – социально-патриотического содержания в казённо-советском стиле с оттенком лирики. Внешний вид артистов, их статичные позы, каждое слово были тщательно отрепетированы и утверждены начальством, и не дай бог было что-то добавить к этому от себя, любые импровизации категорически запрещались. Зато непричёсанные песни Архипова, сразу уходили в народ, а это верный признак истинной народной любви. Недаром с именем этого человека было связано столько легенд…
Впервые встретившись, они разговаривали как старые друзья. Павел был поражён простоте легендарного певца, его умению сразу стать с любым новым знакомым на одной волне. Архипов же в свою очередь с живейшим интересом расспрашивал космонавта о тонкостях его профессии, а потом совершенно непринуждённо перевёл разговор на «земную» тему:
– Послушай, тут такое
– А как же субординация? – многозначительно усмехнулся Павел (боль за грудиной у него почти затихла, зато сразу же вернулась способность к тонкой иронии. Имелось в виду, что на таком автомобиле в Москве лишь один человек разъезжает – сам Генеральный секретарь Леонид Ильич Брежнев!).
– А ты чем хуже? – мгновенно понял, что он имеет в виду Архипов. – Тем более что за второй полёт тебе наверняка дадут дважды героя.
– А он то уже трижды! – указал глазами в сторону кремля Беркут.
Архипов лишь рукой махнул на такую ерундовину.
– Да ты прежде чем отказываться, хоть взгляни на «мерс» – не машина – мечта! Гарантирую: взглянешь – заболеешь этой «тачкой»!
Архипов буквально уговорил Беркута спуститься вниз и хотя бы осмотреть автомобиль. По дороге он объяснял, что сам с первого взгляда влюбился в эту машину и, наверное, всё-таки приобрёл бы «Мерседес» для себя – где-нибудь занял нужную сумму, – но у него сейчас есть две отличные иномарки, куда ему ещё третью.
– А тебе по статусу положено на «мерсе» раскатывать, – дружески похлопал его по плечу бард.
Глава 10
На выходе из подъезда им пришлось посторониться – двое крепких санитаров волокли к жёлтому медицинскому микроавтобусу РАФ «Латвия» с закрашенными окнами крепко связанного смирительной рубашкой мужика с гривой вздыбленных волос.
– Куда вы его, ребята? – из любопытства, а может имея на уме новую тему для своего творчества, поинтересовался Архипов.
Здоровяки в белых халатах мгновенно признали знаменитый на всю страну хриплый голос и испытали радостную растерянность:
– Как! Это вы?! Вот повезло нам! А можно автограф?
Расписавшись на пачке сигарет и больничном пропуске, Архипов повторил вопрос:
– Так куда вы его?
– У алкаша «белочка», в Абрамцево его везём, – радостно доложил один из санитаров.
Архипов зачем-то подошёл к будущему пациенту психиатрической лечебницы и некоторое время с каким-то жадным интересом рассматривал его безумное лицо. Санитары терпеливо ждали – счастливые от возможности угодить кумиру. Буйный больной тоже вёл себя на удивление смирно, то ли узнав кто перед ним, то ли обессиленный недавним приступом. Стоя почти вплотную, эти двое молча разглядывали друг друга.
Через пару минут бард кивнул Беркуту, и они зашагали дальше – через двор к шлагбауму.
– Смотри, какой великолепный светло-голубой свет! – снова восторженно заговорил о машине Архипов, когда они вышли с закрытой территории и увидели припаркованный у тротуара под уличным фонарём Мерседес. – «Оттенок высокого неба в ясную солнечную погоду». Как это у вас – у лётчиков и космонавтов говорят: «погода – миллион на миллион», верно?
Архипов вёл себя так, будто и не повстречался им на пути странный взъерошенный человек, крепко спеленатый психиатрической рубашкой. Лишь странная фраза «Глаза безумца могут оказаться всего лишь твоим собственным отражением», которую бард пробурчал себе под нос, открывая ключом дверцу автомобиля, выдавала, что он всё ещё продолжает держать сумасшедшего у себя в голове.