Пластмассовый космонавт
Шрифт:
«А может, – ну оно всё к лешему! Уйти самому из отряда космонавтов, пока всё не открылось на медкомиссии и меня не выперли с позором? – спросил он себя напрямик, и ужаснулся такой мысли. Без любимой профессии жизнь теряла всякий смысл, ведь это фактически последнее, что у него осталось. – Нет, надо держаться, пока меня, словно старую скаковую лошадь, содрав предварительно с копыт подковы, не отправят на мясо».
В первую очередь это необходимо ему самому! Ни Вика, ни эти двое самовлюблённых учёных павлинов никогда не смогут понять такого, как он – человека, выбравшего прямой путь честного и бескомпромиссного служения Родине. Им не понять, каково было такому простому парню от сохи, каким он пришёл в авиацию, пройти суровый жизненный путь, десятки раз избежать верной
Но когда МИГи прибыли в район запланированной атаки, передовой авианаводчик с земли отчего-то перестал выходить на связь, поэтому никто не мог точно навести авиацию на цель. Командир группы принял решение самостоятельно прощупать предполагаемую позицию противника. Вслед за ведущим истребителем лётчики дважды прошли над сопкой, на которой предположительно размещалась неприятельская артиллерийская батарея – ответной реакции не последовало. Однако, как только Беркут вслед за лидером развернулся для третьего захода, в его самолёт угодили два 35-мм зенитных снаряда – лётчик потерял управление машиной, а в кабине возник пожар. Самолёт находился на высоте всего 30 метров и имел скорость 840 км/ час – и всё же Павел катапультировался не раздумывая.
Он упал на землю всего через 10-15 секунд после того, как раскрылся парашют, и поэтому получил серьёзные травмы. Однако всё же оказался достаточно далеко от вражеских позиций и смог избежать плена, скрывшись в сумеречном лесу. Всю ночь он ползком уходил от брошенных на его поиски охотников. Надежда была лишь на себя. Это американских лётчиков уже в то время снабжали солидным набором для выживания: крупной суммой денег (в долларах и золотых монетах) и прочими полезными вещами на тот случай, если придётся покинуть самолёт над вражеской территорией. У него же в карманах куртки лежала плитка шоколада, перевязочный пакет, пистолет ТТ с запасной обоймой к нему – вот и весь нехитрый набор, чтобы уцелеть с переломанными ногами на мёрзлой земле и добраться до своих. Плюс наручные часы «Победа», которые можно было использовать как компас.
Если пилотов неприятельских «Сейбров» эвакуировали уже появившимися в то время вертолётами, и для их спасения задействовались специальные группы спецназа, то молодому советскому лейтенанту крепко вбили в голову, что в случае угрозы плена он обязательно должен успеть застрелиться. И Павел не сомневался, что выпустит обойму в настигших его врагов, а последнюю пулю направит себе в висок. Но вышло немного иначе. Под утро он отключился. В это время его обнаружила на опушке леса группа крестьян. Местные жители были очень злы и собирались забить лётчика мотыгами. Но в последний момент появился молодой парень и указав на Беркута, что-то крикнул своим, остановив расправу. Его укрыла в земляной норе у себя под домом простая крестьянская семья. Позже, когда Беркута передали союзникам-китайцам, крестьяне через переводчика объяснили русскому, что накануне какой-то самолёт долго летал над их деревушкой и расстреливал дома и людей. Поэтому местные жители посчитали что он и есть пилот-убийца. А уцелел он потому, что деревенский активист заметил, что у раненого лётчика трудовые крестьянские руки и крикнул односельчанам, что американский воздушный каратель-империалист не может быть из простого народа…
Павел и вправду тогда был совсем другим – простым рабочим парнем! Это теперь он окружён всякого рода дельцами, «доставалами» и идеологическими перерожденцами. Да и в нём самом, к сожалению, всё меньше истинного коммуниста…
Промывая над раковиной проточной водой из-под крана порезанную осколками бокала ладонь, Павел был мрачен.
На кухню зашли двое. Выяснилось, что концерт в гостиной «прерван на антракт».
– Вот бы пивка сейчас холодненького! – трогая себя за горло, просительно взглянул на хозяина один из гостей. Они были немного знакомы, этот подтянутый худощавый мужчина лет шестидесяти с бледным костистым лицом был композитором, чьи произведения звучали во многих фильмах и мультиках.
Павел широким жестом распахнул финский холодильник самой желанной для советского человека марки «роза и лев». Холодильник был весь заставлен импортными баночками, соусами, бутылочками.
– Ого! – воскликнул только входящий в моду спутник пожилого композитора, 37-летний начинающий драматург.
– А вы привыкайте, коллега, – обернулся на голодного товарища музыкальный деятель, – теперь и вы сможете многое себе позволить.
Драматург просиял. Он действительно был на взлёте. Будучи провинциалом, приехал в Москву из Алма-Аты. Его пьесы в этом сезоне впервые имели оглушительный успех: их поставили сразу несколько столичных театров, а известный кинорежиссёр запустился со сценарием, написанным по мотивам его повести. Хотя, строго говоря, молодым и начинающим его назвать было трудно, просто талантливый провинциал долго был никому неинтересен и не нужен в столице. И вдруг стал нарасхват. Павел немного знал его и раньше – ещё непризнанным и нищим. В прошлом году знакомый режиссёр указал ему из проезжающего автомобиля на плохо одетого молодого мужчину возле театра на Таганке, и уже тогда предрёк, что когда-нибудь этот парень серьёзно прославится. Дело было зимой в февральскую метель, а на только приехавшем в очередной раз покорять столицу из своей Алма-Аты даровании было лишь короткое пальтишко не по сезону. В память Беркуту врезалась большая голова с шапкой непокорных волос вместо головного убора и неприкаянность во всей его фигуре, чем-то напоминающей уличного пса. В тот раз они с приятелем-режиссёром остановились, подобрали продрогшего парня к себе в машину, и сытно накормили его в ресторане Дома актёра. Запомнилось, как жадно он сметал со стола еду, оголодав в Москве…
Но теперь дела его явно шли на лад, и Беркут был рад за талантливого знакомого. И с удовольствием поговорил бы с ним. Но так как воздуху ему по-прежнему не хватало, Павел извинился и вышел на балкон. Пожилой композитор вскоре присоединился к нему. На этот раз вместо молодого дарования с ним походкой инвалида зашёл какой-то секретарь Союза писателей. А ещё минут десять спустя на балкон вышел взмокший от пота Никита Архипов. Певец сразу оценил шикарный вид на набережную Кремля, свой восторг он выразил фразой героя из знаменитой кинокомедии:
– Лепота то какая!
– Живут же у нас покорители космоса! Верно? – снизошёл до коллеги-певца «короля квартирников» седовласый мэтр-композитор, которого кажется съедала чёрная зависть. – Вот я регулярно пишу шлягеры для эстрады, сочинил музыку почти к сотне фильмов, а живу в самом обычном кооперативном доме у метро Сокол. Хотя на Западе давно был бы миллионером: имел бы собственную виллу с бассейном, а может и личный самолёт! Будь мне снова двадцать, я бы тоже подался не в музыку, а к вам, – пожилой композитор широко улыбнулся вставной улыбкой Беркуту.
– Таких не берут в космонавты, – зло усмехнувшись, процедил в сторону маститого маэстро Архипов. Всем было известно, что при огромной популярности в народе, певцу-неформалу не так давно было отказано в членстве в Союзе композиторов СССР. Причём с очень обидной формулировкой «за низкопробность творчества и абсолютный непрофессионализм». И так как Архипов ещё к тому же недавно ушёл и из театра, в котором 15 лет прослужил актёром, то официально считался тунеядцем и в любой момент мог загреметь под суд по этой позорной статье. В интервью итальянскому телевидению он так и заявил: «Как ни странно, так случилось, что я – человек, которого знают все, и в то же время я не считаюсь официально поэтом, и не считаюсь официально певцом. Я не член Союза писателей, не член Союза композиторов…».