Опять я здесь, на воле и в глуши,в березняке, над озером молчащим.Природа мудрая внушительней и чащеглядит в глаза, пронзает глубь душии медленно твердит мне: не спеши.Все та же ель у желтого балкона,кудрявая береза до небес,и дальше — тополь чуть посеребрённый,а там, за озером, крестьянский леси тучки, тучки вплоть до небосклона.Все то же, то же, зелень и вода.И я меж них не тот ли, что всегда?Как вы, березы, тополь, дуб и ели,я обновлялся с каждою весной,и не напрасно дали голубелии солнце радостно сверкало надо мной,прельщая сердце вечной новизной.И разве важно, что не так уж нынеупруги
мышцы и нежна щека,что волосы седеют у вискаи может быть о дочери иль сынезабота мне привычна и легка?Я здесь опять и не один, а с тою,кого люблю, и молод я навекс зеленой елью, с рожью золотою,с водой прозрачною озер и рек,как молод любящий впервые человек.Есть мера дням, нет меры для души.И тщетно шепчет мне природа: не спеши.
«То солнце, то ливень — и как убежденно…»
То солнце, то ливень — и как убежденно.И блещет и хлещет — огонь и вода.Как будто так надо, как будто законно,и каждая смена пришла навсегда.И как это схоже с тоскою твоею,с тоскою мгновенной, с весельем на миг.Но к сердцу склоняясь, гадать я не смеюпро мост семицветный, что в небе возник.
«Вчера мой кубок полон был до края…»
Вчера мой кубок полон был до краякипящей радостью, как пенистым вином.Я расточал ее, играя,в земной любви, в безумии земном.Сегодня горькой, вяжущей тоскоюнаполнен он — и пью я и скорблю.Но бережливою рукоюего подьемля, капли не пролью.Вчера была со мною ты, — а нынея одиноко шествую в пустыне.
«В душе тоска, но разум светел…»
В душе тоска, но разум светел.Любовь моя! Страна моя!Одной не знал, другой не встретил,пока была весна в расцветеи путь лежал во все края.Теперь, пред совестью в ответе,скорблю, бессилья не тая.Что дам тебе, моя подруга,чья молодость не изжита?Избытку жизни нет досуга,и мудрость любящего друга,увы! — бескрылая мечта.И если предан я отчизненежней, чем в пору юных дней, —есть радость скорбная и в тризне,но мне едва ли хватит жизни,чтоб долг исполнить перед ней.В чем долг любовный перед вами,постиг, кто сердцем искушен.Его не выразить словами,но над незримыми церквамио нем поет неслышный звон.Над тучами, над синевамивам светит то, чем я сожжен.
Саломея
Гадать о судьбах не умея,я кормчих звезд ищу во тьме:ты не царевна Саломэ ине Христова Саломея.Уста казненного лобзать?коснуться девственной Марии?Нет, на тебе иной стихиинеизгладимая печать:ты внучка пышной Византии,душой в отца и сердцем в мать.Среди грузин — дитя Кавказа,родная нам средь русских сел,ты всем близка, кто в путь ушелк стране несбыточного сказа.И все, что долгие векатрудясь и радуясь творили,в тебе пьянит, как на могилеблагоухание цветка.Не вспять ведет твоя дорога,не о былом вещаешь ты,но с возрастающей тревогойвпиваюсь я в твои черты.Как знать? Грядущему навстречунеся узорную мечту,могла б и ты любить Предтечуи первой подойти к Христу.Что сфинксу страшному отвечу?как узел рока расплету?Пред неразгаданным немея,я не царил и не погиб.Но, чтоб любимой быть, Эдиптебе не нужен, Саломея.
«Родимая сторонушка…»
Родимая сторонушка,раздольная, могутная,безвольная, беспутная,до дна ли пьешь, до донушка,не чарами, а чанами,не мед и не вино?И вьется хмель туманаминад душами, над странами,где зябко и темно.Чего ты вширь пустынею,на
все четыре стороны,раскинулась, где вороныпод купой бледно-синеюнакаркали, накаркаютза бедами беду?Не чанами, а чаркоюпила ты радость жаркую:не хуже и в аду.Служанка подъяремная,жена ли ты кабацкая,невеста — дева скромная, —какая-то дурацкая,нескладная, ненужнаятомит тебя нужда.И вечно безоружнаябредешь тропою кружноюневедомо куда.…………………….
«Когда полюбишь, не спеши…»
Когда полюбишь, не спешив слова облечь живое чувство:есть речь иная, речь душии бессловесное искусство.Не все, сокрытые от нас,сердца безмолвствующих немы:в иных творятся каждый часбоговнушенные поэмы.Сверканье пестрое речейс гореньем длительным несхоже.Игриво плещущий ручейжурчит всегда одно и то же.Плененный страстью соловей,стремясь достичь любовной цели,в сплетенье ласковых ветвейплетет, как вязь, все те же трели.И если вслушаешься ты,поймешь, склонясь ко всем молчаньям,что про любовь свою цветыпоют немым благоуханьем.
«Склоняя русую головку…»
Склоняя русую головкуи плечи узкие к столу,рукою бережной и ловкойты водишь тонкую иглу.И вот, нанизан жемчуг ценныйс живой и знойною корой.И будет кто-то во вселеннойтолпу пленять его игрой.А ты, как я, — работник скромныйи не наполнивший сумы, —не разглядишь из кельи темной,кому, трудясь, служили мы.
«Живую плоть…»
Живую плотьТы сотворил мою, Господь,из праха, мертвого дотоле.И зренье дав ему и слух,подумал вдруго поле.От плоти плотьТы взял, Господь,чтоб рай земной для нас стал раем.И был бы вечный нам пределв слиянье двух прекрасных тел,где лик бесплотный воплощаем.Так мы творим,покорны вымыслам своим,из праха косного доселе,предметы, милые земле,и в каждом ремеслеТвоим делам верны на деле.Но в мире естьиная весть,иная власть, иная воля.И там, где ожил прах, — онатворит, пронзая времена,пространства пленные неволя.Не зренье плоти и не слухприемлет дух,кого дарит она прозреньем.Испепеляя рубежи,его сжигают мятежинеугасающим гореньем.Не Ева — робкая жена —ему нужна,а непокорная подруга,чей зыбкий лик, дразня, манит,и вот, любовница — Лилитпарит вдоль пламенного круга.Тебе подобны, Сатана,все те, кто пьет до днаотравный кубок вдохновений,не вещи — плоть, а дух творит,стремя к мелькающей Лилитискусства зыбкие ступени.
Сентябрь
Все медленней по небу солнце всходит,а сумерки спадают все быстрей.И с величавостью дряхлеющих царей,чья на исходебогатая деламии пестротой событий жизнь, — на зыбкий прахглядят деревья в золотых венцахнад старчески негибкими стволами.Восторг весенний, яростный и бурный,бесхитростный и безрасчетный пыли радость пряную прозрачности лазурной,старея, не забылпростор земной, что пламенно застыл.Когда-то он за каждую оградуструил слепящий свет и знойный жар.Теперь ему не греть, а греться надо,он мудр почти и не совсем он стар.В его огнях мерцает примиренье,а в сердце — нежная тоска.Не творчество, а каждое твореньеумеет он любить не свысока.И словно ризою священнойоблек себя сверкающим руном,которого всю жизнь искал он по вселенной,и грустно и смиренносклонил чело под жертвенным венцом.