Плоды манцинеллы
Шрифт:
— Что за… — пробормотал «Себастьян». — Что происходит, черт бы вас…
— Вы знаете, кто это? — невозмутимо спросил Алан. — На фото.
— Конечно. Это я, но… Когда был сделан снимок?
Андрас почувствовал, как волосы встали дыбом.
— Вы уверены?
Саммерс потянулся во внутренний карман. Энди ожидал увидеть сложенный клочок бумаги, но на свет появился иной предмет. Зеркало. «Кто-то сейчас сильно удивится», — мелькнуло в мыслях.
— Вот, взгляните.
Стекло блеснуло в мониторах. Мужчина неуверенно протянул руку, взял
— Что за!.. Я хочу уйти! — выпалил мужчина. — Я не знаю, что здесь происходит, да и знать не хочу!
Он вскочил на ноги, сделал шаг по направлению к двери и замер, стоило Алану произнести:
— На стене и правда Себастьян Майер.
Тот, кого Энди считал Изобретателем, покачнулся, медленно потер виски. Андрас смотрел то на фото, то на мужчину.
— Что вы несете? — глухо спросил «Бастиан».
— Сядьте, доктор, прошу. Я могу вас заставить, но не буду этого делать, — он указал на кресло. — Сядьте.
Мужчина неуверенно занял свое место.
— Вы думаете, что спятили, верно? — усмехнулся Алан. — Но, к сожалению, это не так. Себастьян Майер погиб почти десять лет назад. Энди…
Вторая, и последняя фотография называлась «Цюрих». Андрас вздрогнул, когда увидел множество тел, разбросанных по светлому коридору. Совсем рядом с лестницей, запрокинув голову, лежал мужчина, изображенный на первом фото. Широко раскрытые глаза смотрели в потолок.
Лжеизобретатель молчал. Он хмуро и напряженно слушал, бросая робкие взгляды на стену. «Как же тебе, должно быть, дико сейчас», — подумал Энди. Ведь даже ему в операторской сделалось дурно.
— Вас зовут… — Саммерс кашлянул. — Звали Оливер Серенс. Когда-то вы были неплохим бухгалтером, насколько я знаю. Родились в Роскилле, потом переехали в Копенгаген.
— А мы сейчас где? — бледно спросил мужчина.
— В Копенгагене. Мы в Центре имени Себастьяна Майера. И вы — наш пациент.
— Что со мной случилось? — он говорил тихо, сокрушенно. Казалось, что неминуемый транс, каким заканчивались предыдущие интервью, все ближе и ближе. Но, резко тряхнув головой, мужчина продолжил: — Я не верю. Это какой-то бред! Я точно все помню! Меня зовут Себастьян…
— Вас зовут Оливер Серенс, — отчеканил Алан. — А вашу память искромсала дочь Майера…
Мужчина нахмурился. Он сказал, что никакой дочери в его памяти нет, а Саммерс ответил, что появилась она позже, чем интервью 2017 года. Доктор вновь рассказал «Майеру» историю Родства и Государства, вновь поведал обо всем, что Энди и так уже знал. Алан говорил, Оливер настороженно слушал, время от времени задавая уточняющие вопросы. Когда пересказ прошлого закончился, Саммерс перешел к сути:
— Вы далеко не первый. Эстер пытается вернуть отца, но безуспешно. Она ищет…
— Я не понимаю, — пробормотал мужчина. — Как? Как такое вообще возможно?
— У нее есть… Способности. Определенные навыки, какими не владеет никто другой.
— Но почему я?
— Этого мы не знаем…
— А где другие? —
— Они в другой части Центра, — ответил Алан. — И с ними тоже ведется работа… Эстер раскидала свои головоломки, а мы ищем за нее ответы… — он потянулся во внутренний карман. — Ладно хоть подсказку оставила…
Саммерс вытащил сложенный листок. Бумага шелестела оглушительно громко в образовавшейся тишине.
— Что это у вас?
— Подсказка, как я и сказал. Она должна помочь, — Саммерс развернул листок и, немного помедлив, протянул его Оливеру. — Вот, взгляните.
— Ne me… Не покидай меня, отец, — он легко прочитал надпись. — Вот черт… — и тут же замер. — Боже… Теперь я все вспомнил…
— Что Оливер? — Алан торопливо спрятал бумагу. — Что вы вспомнили? Оливер?
— Я все вспомнил, родная… — блаженно протянул мужчина. — Я так тебя люблю, милая моя…
Энди знал, что будет дальше. Думал, что знает. Отключка, транс, конец опыта. Саммерс говорил что-то еще, задавал какой-то вопрос, но запнулся на полуслове — Оливер Серенс задрожал, сначала мелко, но дрожь быстро нарастала. Мужчина закатил глаза, вытянул ноги. Его трясло в приступе ужасной лихорадки, колотило, как от мощных разрядов тока, а лицо «Бастиана» пугающе покраснело. «Сделай же что-нибудь», — хотел крикнуть Андрас. Но не успел. Густая кровь хлынула из ушей и носа Лжеизобретателя, спина круто выгнулась дугой. Оливер дернулся в последний раз и затих.
Безмолвие завладело студией. Даже легкое гудение оборудования в операторской будто бы сделалось тише. Энди сидел, не шевелясь, не в силах отвести взгляд.
— Ну вот, — Алан первый подал голос, — и все. Шестнадцатый завершен.
Саммерс бросился к двери, позвал охранника, что дежурил снаружи, отдал короткий приказ и тяжело рухнул в кресло. Широкоплечий мужчина в лабораторной одежде легко поднял тело Оливера и вынес из студии.
— Он что, мертв? — голос Энди дрожал. — Может врача позвать? Мы же в сраном Центре, тут должен быть…
— А тебе не видно было? — раздраженно спросил Алан. — У него глаза налились кровью так, что зрачков не видно.
— Ты даже пульс не проверил, это же…
— Энди, — устало бросил доктор. — Я эту сцену видел уже одиннадцать… Двенадцать раз.
«А где другие?» — спросил Оливер. «Они в другой части Центра», — без промедления ответил Саммерс. Как легко прозвучала ложь. Даже Андрас поверил. Да что там — он все еще надеялся на лучшее: остальные, которых Энди не знал и не видел, наверняка живы. Ведь с ними тоже ведется работа, иначе быть не могло. А тот, кого только что вынесли из студии, чья кровь тонкой ниточкой тянулась от кресла до выхода, вот-вот должен вернуться. Зайдет, скажет: «Все в порядке. На чем мы остановились?» — усядется на прежнее место и хлопнет себя по коленям. Так должно быть. В это Энди мог поверить. А в пугающую, внезапную смерть человека и в то, с какой обыденностью воспринял ее Саммерс, верить не хотелось.