Плохая учительница, хороший снайпер
Шрифт:
Алекс задумчиво поглядел на тетрадный лист. Белые клеточки в нем теперь чередовались с синими, густо заштрихованными в строжайшем шахматном порядке. Пожав плечами, Алекс провел длинную извилистую линию, пририсовал к ней лист… зачеркнул кривое убожество и заштриховал следующую клеточку.
По-хорошему нужно бы самому уйти из группы. До того, как ситуация выйдет из-под контроля. Да, это сломает Деверли правильный расклад, группа с одним щитовиком — это не группа… Ну и хрен с ним. Это ведь действительно не группа. Просто кучка тупоголовых студентов, воображающих себя охотниками на драконов.
И
Что многое говорит и о качестве подготовки в группе, и о педагогических талантах госпожи Деверли. Добросердечие уместно, только когда младенцам слюнявчики подвязываешь. В реальной жизни за гуманизм не дадут и ломаного медяка. Слабых сожрут первыми, добрых — вторыми. А выживут только сильные и жесткие, те, кто не позволяет себе делать глупости, руководствуясь совершенно бессмысленными эмоциями.
Голос отца в голове с металлическим лязгом чеканил максимы. Алекс ненавидел его. Этот голос. За то, что он никогда не затыкался. За то, что держал на поводке, строго поддергивая сворку. А еще за то, что голос всегда был прав.
Потому что слабых действительно сжирают. Нравится это Алексу или не нравится — таковы факты.
Либо ты займешь верхний этаж в иерархической пирамиде — либо навсегда останешься кормом для более сильных. Или ты, или тебя.
Может быть, именно поэтому Алексу так нравились охотники на драконов. Иерархия у них была предельно проста и конкретна. Никаких подковерных игр, никаких тайных недоброжелателей и завистливых взглядов в спину. Вот ты, вот дракон. Может быть, он тебя сожрет. В буквальном смысле. А может быть, ты его. Драконий окорок в можжевеловом маринаде удивительно сочен и нежен.
С чего Сюзанн вздумалось гулять на закате, Хизер понять не могла. По-весеннему сырой ветер, набрав скорость на пустошах, врывался в крохотный парк, словно кавалерийский полк — в женский монастырь. Деревья испуганно трепетали, заполошно всплескивая ветками, а темно-зеленые кусты бересклета неодобрительно покачивали давно не стриженными головами. Ветер залезал холодными пальцами за шиворот, трепал мгновенно рассыпавшуюся прическу, тонкими промозглыми струйками затекал в рукава. Но Сюзанн упорно шла вперед по дорожке, придерживая полощущий парус юбки, и Хизер, сжав зубы, следовала за ней. Вряд ли она могла называть Сюзанн своим другом… но девушка проявляла к Хизер искреннюю симпатию. А это чего-то да стоило.
— Может быть, полюбуемся закатом в другой день? Когда ветер утихнет? — попыталась воззвать к голосу разума Хизер.
— Нет! Мы должны прогуляться именно сегодня, — Сюзанн развернулась, и широкий воротник, взлетев белыми крыльями, хлестнул ее по лицу. — Сегодня закат будет невероятный!
— Ладно. Как скажете, — терпеливо согласилась Хизер, поплотнее запахивая редингот. — А почему мы не можем полюбоваться закатом из академии? Окна моей комнаты выходят как раз на пустоши…
— Но это же совсем не то! — многозначительно пошевелила светлыми бровями Сюзанн. — Мы обязательно должны прогуляться.
— А! Так вы хотите о чем-то поговорить! — сообразила наконец Хизер, и Сюзанн тут же прижала пухлый розовый пальчик к губам.
— Т-с-с. Давайте отойдем еще немного. К вон тому падубу, скажем.
—
— Каррингтон-младший действительно за вами ухаживает? — Сюзанн так истомилась любопытством, что на прелюдии у нее просто не осталось сил. — Мардж, служанка, рассказывала… Такое рассказывала! Каррингтон действительно пытался залезть к вам в окно с розой в зубах?
Хизер представила себе эту картину — и с сожалением покачала головой.
— Увы, нет. Хотя я с большим удовольствием поглазела бы на представление.
— Нет? — Сюзанн тоскливо вздохнула. — А Мардж говорила, что Каррингтон прошел по карнизу, цепляясь за кладку, и сжимал в зубах пунцовую розу… Он постучался к вам в окно и начал читать стихи. Что-то ужасно романтичное, про любовь и звезды. Но вы, блюдя честь преподавателя, не открыли, и Каррингтон вынужден был спуститься по ветвям плюща.
— Как же Каррингтон читал мне стихи, если у него в зубах была роза? — логично возразила Хизер. Сюзанн, раздосадованная собственным невниманием, поморщилась. — Да у меня и плюща-то под окном нет, — забила последний гвоздь в гроб зарождающейся легенды Хизер.
— Жаль… А Мардж так красиво рассказывала! Как в романах… Наверное, и в гимнастическом зале Каррингтон не раздевался?
— Зачем? — вытаращилась на собеседницу Хизер.
— Ну как же… Чтобы на вас впечатление произвести. Мардж рассказывала, что Каррингтон снял рубашку и в таком виде подтягивался — целых сто раз.
Хизер печально развела руками.
— И снова увы. Каррингтон был в рубашке, и подтянулся он раз двадцать, не больше.
— Эх… — на лице Сюзанн проступило искреннее разочарование. — Как жаль. Девочки видели Каррингтона в душевой. Исключительное, говорят, зрелище…
— Вполне вероятно. Судя по тому, что я наблюдала, парень действительно в отличной форме.
— О, вы заметили? — лукаво стрельнула глазами Сюзанн.
— Трудно не заметить то, что тебе буквально суют в лицо.
— Это потому, что вы ему нравитесь!
— Это потому, что Каррингтон постоянно выпендривается. Этот парень даже поссать не может без того, чтобы не продемонстрировать всем, что у него струя самая мощная. Простите, — покаянно вскинула руки Хизер. Сюзанн, мучительно покраснев, беззвучно открывала и закрывала рот, как выброшенная на песок рыба. Совладав, наконец-то, с собой, она шумно вздохнула, потрясла головой и пригладила волосы.
— Да. Это, конечно, ужасно грубо — но вы совершенно правы. Каррингтон действительно любит… выпендриваться. Поэтому, наверное, и записался на ваши дополнительные занятия. Но будьте осторожны. Генералу Каррингтону это наверняка не понравится. На вашем месте я бы под благовидным предлогом убрала парня из группы. Пока папочка не вмешался.