Плохая учительница, хороший снайпер
Шрифт:
Это было ужасно.
Так ужасно, что при одной мысли о прошедшем дне где-то глубоко в груди возникала сладкая томительная дрожь.
Перевернувшись с бока на спину, Алекс уставился в белый потолок. Полная луна светила прямо в окно, в ее бледном свете тусклая серая штукатурка мягко светилась таинственным серебром. Где-то совсем рядом заунывно зудел комар, но ловить его не было никакого желания. Когда крылатый ублюдок совсем уж наглел, Алекс вяло отмахивался и, кажется, один раз случайно попал. На несколько минут установилась глубокая тишина, но потом комар вышел из нокаута, и его пронзительный писк снова вонзился в мозг.
— Да отвали ты уже, — беззлобно бросил в темноту Алекс.
Шатались
«Что, кстати, одно и то же», — заботливо подсказал в голове голос отца.
А потом драка. Кровавая и беспощадная, драка, единственная цель которой — победить. Ни зрителей, ни тренеров, ни судей, готовых в любой момент разнять разгоряченных бойцов. Есть мы — и есть они. Мы должны выжить. Они должны сдохнуть.
И мы выжили.
Алекс знал, что не должен этому радоваться. Достойным мужчинам такие ужасные вещи не могут приносить удовольствия. Но они, мать твою, приносили!
Стоило прикрыть глаза, как на обратной стороне век вспыхивали отчетливые до последней черточки картинки. Вот грузный, тяжелый, как носорог, парень прет на Алекса, широко раззявив щербатый рот. Алекс ныряет вниз, пропуская кулак над собой, и левым крюком пробивает в печень. Падди, оскалившись безумной счастливой улыбкой, пинает упавшего противника в живот. Кристина, крутнувшись в балетном пируэте, опрокидывает тощего дылду наземь и возвращается уже не в балетную — в боксерскую стойку, прикрывая голову сжатыми кулаками.
И Деверли. Быстрая, как змея, и точная, как выстрел. Кто-то говорил, что фамильяр Деверли — мангуст. Когда-то давно, еще в детстве, Алекс видел мангустов в бродячем зоопарке. Специально для генерала Каррингтона и его сына смотритель забросил змею в тесную, пропахшую прелой соломой клетку. Мгновение — и бурый невзрачный зверек, похожий на ленивую крысу-переростка, преобразился. Мангуст вертелся вокруг змеи, оставаясь неуязвимым для смертельных клыков, бросался вперед короткими ножевыми выпадами и тут же отскакивал обратно, заставляя противника раз за разом бессмысленно атаковать. Но стоило змее на миг замедлиться — и бурое длинное тельце, молнией мелькнув в воздухе, обрушилось на врага. Мангуст перекусил змее шейные позвонки. Смотритель потом показывал ее всем желающим. Дохлая змея свисала из кулака, словно гладкая толстая серая веревка. Из веревки капало на пол красным.
Теперь Алекс понимал, почему именно мангуст. В Деверли была та же расчетливая азартная безжалостность, неумолимая скорость и точность.
А еще Алекс понял, чем снайперы отличаются от щитовиков. В реальном бою, не на ринге, он в полной мере ощутил кипящий в крови кураж схватки. Но у Алекса не сносило голову. Всегда, от первого до последнего мига, он четко понимал, что именно делает и зачем. Не увлекался, не рвался вперед, как Падди или Кристина. Нет. Алекс занимал оборону — и продвигался вперед медленно и упорно, как боевой слон, топчущий вражескую кавалерию.
Алекс действительно не смог бы стать снайпером. Точнее, просто снайпером — мог бы, но хорошим — никогда. А какой смысл становиться кем-то, если ты не сможешь быть лучшим?
Алекс прикрыл глаза. Деверли, перехватив руку с ножом, ныряет вниз, подсекает — и швыряет главаря через себя по длинной пологой дуге. Волосы растрепались, рубашка выбилась из штанов, обнажив нежную полоску живота. Главарь рушится на брусчатку, словно мешок с песком, и Деверли тут же разворачивается, оглядывая поле боя. Грудь вздымается, щеки горят, язык быстрым движением очерчивает губы… Запах пряных духов, табака и пота.
Конечно, Алекс не наклонился.
Но мысль о мокром от слюны кончике языка, скользящем по розовым губам, вызывала жаркое, опьяняющее томленье, от которого ладони делались влажными, а штаны — тесными.
Медленно, прерывисто выдохнув, Алекс сунул руку под одеяло.
С тесными штанами проблема решалась легко.
А с песнями, мать твою, что делать?
Уладские песни в тюремной камере.
Господи, позор-то какой.
Глава 24. Шах и мат в два хода
Морковный бархатный жилет и нежно-лазоревые атласные штаны Вильсона прожигали дыру в сетчатке. Хизер на мгновение прикрыла глаза, но темнота не спасала от ввинчивающегося сверлом в череп высокого вибрирующего голоса.
— Драка! Массовая! С каким-то местным хулиганьем! Как вы могли это допустить?! Академия Святого Георга — уважаемое учебное заведение, демонстрирующее самые высокие стандарты… стандарты… самые высокие стандарты… всего! И никогда — вы слышите, никогда! — наши студенты не участвовали в массовых драках! Что вы можете сказать в свое оправдание?! — завершив тираду, Вильсон жадно втянул воздух. Грудь, обтянутая морковным жилетом, раздулась, как у влюбленного самца жабы. Хизер меланхолично наблюдала, как натягиваются, угрожая оторваться, перламутровые мелкие пуговки.
— Да. Что вы можете сказать в свое оправдание? — тут же встряла в образовавшуюся паузу Кингдон-Куч.
— Ну… — Хизер задумчиво сцепила пальцы в замок.— Мы победили. Этого, как я понимаю, со студентами академии давно не случалось.
Прюитт тихонько, но отчетливо хихикнул. Стэндиш весомо кивнул. А Кингдон-Хуч оскорбленно поперхнулась воздухом.
— Что? Да что вы!.. Это же возмутительно! Недопустимо! Господин Вильсон?! — обернулась она к своему союзнику и покровителю. — Господин Вильсон, вы не можете оставить этот вопиющий случай без последствий! Преподаватель академии одобряет массовое побоище! Более того, этот якобы преподаватель его возглавил!
— Да-да. Вы совершенно правы! — Вильсон, в отличие от Кингдон-Хуч, категорически уверенным не выглядел. И Хизер вполне его понимала. Одно дело сидеть на противоположном конце стола, и совсем другое — по правую руку от преподавателя, возглавившего массовое побоище. Как раз на расстоянии хука в челюсть. — Вы совершенно правы, госпожа Кингдон-Куч. Мы не можем этого оставить без последствий… К тому же давайте обратим внимание на список участников драки. Маклир… Ну это ладно. Тут другого и ожидать не стоит. Но Кристина Ароййо! Рамджи Гулабрай! Элвин Войт! Даже Александр Каррингтон! Прилежные ученики, дети достойнейших родителей! Отец Гулабрая в этом году пожертвовал значительную сумму на ремонт нашего гимнастического зала. Господин Войт оплатил закупку новых изданий для библиотеки и подарил академии превосходный мебельный гарнитур. Вы, кстати, сейчас на нем сидите, — Вильсон обвел широким жестом стол и окружающие его стулья. Преподаватели завозились, с любопытством заглядывая себе под задницы. — Что я должен сказать этим уважаемым людям? Как я могу объяснить вопиющий факт? Не представляю… — Вильсон горестно воздел руки к потолку и склонил голову. От энергичного движения старательно зачесанные волосы сползли на уши, и свет газовых рожков блеснул в обозначившейся на макушке лысине.