Плохие девочки не плачут. Книга 3
Шрифт:
Градус повышается, вечеринка набирает обороты, сентиментальные треки сменяются более жёсткими. Классическое иноземное Moby — Find My Baby уступает место более хардкорному и патриотичному The HARDKISS — Make-Up.
Напиваюсь, медленно, но верно ступаю на пагубную тропу алкоголизма. Приторная газировка совершенно не вставляет, обращаюсь к тяжёлой артиллерии.
Белая смерть заживляет раны. Обжигающий алкоголь дурманит. Кислота разъедает грусть.
Мне нравится сам процесс. Соль — текила — лимон.
Вновь и вновь. По венам, прямо в кровь.
Притупить эмоции, загнать боль в угол.
Позволить глубокому голосу вокалистки проникнуть под кожу:
«You wonna be my lover
Don’t you realise it’s insecure?»
(«Ты хочешь быть моим любовником,
Неужели не понимаешь, что это небезопасно?»)
Быть моим любовником действительно небезопасно.
— Отвали, — сбрасываю осмелевшую ладонь бывшего с колена.
Чего так пялишься, Леонид? Совсем страх потерял? Подотри слюни, не позорься.
— Everything is all right? (Всё нормально?) — уточняет Дорик.
Киваю.
Не помню, о чём идёт разговор потом, не помню, над чем мы радостно смеёмся.
Не помню ничего вокруг.
Реальность расплывается, сливается в единый поток черноты, расцвеченный лишь яркими вспышками светомузыки.
Крутая композиция. Действительно крутая, без шуток. Вроде бы знакомая, сложно сказать. Лень запускать всезнающий Shazam*.
*программа, осуществляющая поиск информации о песнях (прим. авт.)
Стоп.
Что за фигня?
Кажется, я танцую.
Блин, танцую на танцполе. Хотя логично. Где же ещё это делать? Лилового дивана не видно, деревянного стола тоже нет. Маша и Дорик? Пропали, утрачены из поля зрения. Зато куда не глянь — абсолютно неизвестные извивающиеся тела.
— Тоскую по тебе, — влажный поцелуй в шею, обжигающий шёпот: — Тоскую жутко.
— Прекрати, — брезгливо морщусь, отстраняюсь.
— В моём сердце кровавая рана, — продолжает пьяные признания Леонид, нагло заключая в объятья, притягивает. — Не могу тебя забыть. Сколько не было девчонок, все отличаются, все не те. Все не ты.
— Мне жаль.
Лгу, на самом деле, мне плевать.
— Люблю, — руки бывшего как бы нечаянно соскальзывают ниже, вдоль позвоночника к пояснице.
— Нет, — решительно отталкиваю парня.
Устремляюсь вон, подальше отсюда, от гудящей толпы и оглушительного боя динамиков. Жмурюсь, закрываю уши, содрогаюсь.
Господи, так больно.
Ну, почему?
Почему опять?
Неотвратимо трезвею. Сбрасываю остатки злобы наземь точно чешую, моментально забываю про разумное, доброе, вечное.
Возвращаюсь в утро, в свою ванную. По кончикам пальцев стекают минуты, по кончикам пальцев стекает моя собственная жизнь.
Жизнь… разве есть жизнь без него? Без того, чьё
Больно… неужели теперь всегда будет настолько больно? Невыносимо, непостижимо, невозможно.
Кто-то толкает меня, едва удерживаю равновесие, хватаюсь за край платформы. Взор инстинктивно движется выше, упирается в сверкающее серебро шеста.
Новый трек, будто разряд электрического тока. Целая череда разрядов разной степени мощности.
Знак судьбы или обычное совпадение?
Не особо фанатею от техно, не прусь по дабстепу. Вообще, не слишком разбираюсь в модных тенденциях. Но эта композиция заводит невероятно сильно. Чёткая, ритмичная и вместе с тем плавная, гипнотическая, погружающая в иную Вселенную. Порочную, манящую, желанную. Вселенную, где не существует ограничений, где дозволено всё, без скучных исключений.
Усмехаюсь, расправляю плечи, делаю шаг вперёд. Поднимаюсь по ступенькам, затыкаю пискливый возглас стыдливости, уверенно достигаю вершины.
Пленительно нежно, с физически ощутимым придыханием из динамиков доносится — You may be a bad machine.
Возможно, ты…
Чёрт, нет.
Ты можешь быть…
Damn. (Проклятье.)
Затрудняюсь с переводом. Плохая машина? Устройство с неисправностями? Совсем как я. Модель, вышедшая из строя. И починить, исправить неполадки может только один человек на свете.
Хм, scheissegal. (Хм, пофиг.)
Обхватываю гладкую поверхность пилона.
Чему учила чокнутая тренерша? Не важно, всё равно не сумею повторить.
Хотя…
Какая разница. Целиком и полностью отдаюсь музыке. Неспешно, чувственно, стараясь поймать нужную волну.
И ловлю.
Погружаюсь глубже, опускаюсь ниже. До упора, до дрожи, до изнеможения.
Чарующе, с долей стеснения, с оттенком разврата.
Поруганная добродетель, распятая страстью. Надкушенный плод, низвергающий святость в грязь. Дикий зверь, обезумевший от боли и ужаса.
Движение бёдрами — быстрее, сильнее, горячее. До трепета в напрягшемся теле, до леденеющей кожи, неотвратимо покрывающейся испариной.
Меня лихорадит.
Не от музыки, не от танца.
Странное и жуткое чувство, будто за мной наблюдают.
Сжимаю пилон, крепче впиваюсь пальцами. Облизываю пересохшие губы.
Прыжок. Поворот.
Обнимаю шест ногами. На мне чулки, очень подходящие к случаю. Здесь нужно держаться голым телом, капрон только скользит.
Замираю в коронной позе «стульчик». В той единственной позе, которую помню.
Пилон вращается. Вращаюсь и я.
Аплодисменты талантливому аматору. Свист, подбадривающие возгласы. Краем глаза замечаю пару осмелевших девиц вроде меня. Повторяют подвиг, лезут на другие шесты, извиваются, словно клубок змей.