Плохие девочки не плачут. Книга 3
Шрифт:
— Я знаю только то, чего точно делать не стоит.
— Чего? — спрашиваю невольно.
— Зверь чует страх, — говорит Андрей. — Никогда нельзя бояться.
— Как будто это так легко, — хмыкаю.
— Это легче, чем заставить его вылизывать ваши руки.
Теряю дар речи.
Застываю.
Замираю.
Я не в силах разлепить губы.
От столь дерзкой фразы меня аж подбрасывает. И разряд электрического тока пробегает вдоль позвоночника. Раз за разом.
— Да, — подтверждает он. — Вот,
— Хотите моей смерти? — усмехаюсь натянуто. — Медленной и мучительной? Типа месть такая?
— Хочу исправить ситуацию.
Взмахиваю рукой, призывая его заткнуться.
— Закроем тему.
— Еще не все потеряно, — уверенно заявляет Андрей.
— Я даже на коварную соблазнительницу не тяну, не то что на укротительницу жадных до крови хищников. Ничего личного. Но вы тоже не выглядите специалистом. Сутенер из вас так себе. Ищите другое призвание.
— Пожалуй, — соглашается. — Только кто-то ведь знает в чем тут секрет.
— Пригласим консультанта?
— Почему бы и нет?
Он покидает комнату прежде, чем я успеваю придумать достойный ответ. Оставляет меня наедине с мрачными мыслями и внезапно обострившейся паранойей.
Реально верит?
Надеется?
Видимо заразился. Моим хроническим идиотизмом. А был ведь умный человек. Даже обидно. Вот куда приводит тлетворное влияние.
Я довела Андрея до безумия.
Тоже мне двойной агент.
Кремень.
А впрочем.
Не важно.
К черту.
Все это.
Я запираю дверь. Прислоняюсь спиной. Медленно сползаю вниз. Кусаю губы. Чтобы не завопить.
До сих пор больно. Сидеть. И вообще. Больно внутри. Во всех смыслах. В прямых и в переносных. Физически.
Фон Вейганд не скрывается. Не избегает встреч. Не теряется. Это я трусливо забиваюсь в угол. Не решаюсь и шагу ступить. Пережидаю бурю. Давно минувшую. Теперь надо бы разобрать последствия. А у меня кишка тонка.
Боюсь собственной тени. По ночам не выключаю свет. Сижу на полу. Возле двери. Вот приблизительно так. Сижу, обхватив руками колени. Дрожу. Мелко-мелко. Зуб на зуб не попадает.
Я в панике.
Пытаюсь собраться. Правда, пытаюсь. Да только ухватиться не за что. Все валится из рук. Рассыпается, обращается в пепел.
Я жду.
Чего?
Знака. Знамения.
Хотя бы чего-то.
Чего угодно.
Взгляда. Слова. Ласки. Скользящей. Вроде бы незначимой. Улыбки. Ухмылки. Коварного прищура. Небрежного жеста.
Я готова зацепиться за любой намек.
Но у фон Вейганда другое мнение на сей счет.
Он проводит между нами черту. Очень четкую. Ощутимую. У него идеальные границы. Абсолютно нерушимые. Тут никак не пробиться, не пролезть. Ни единого шанса нет.
Он берет паузу. На раздумья. И чем тише вокруг, тем страшнее. Он больше не станет рубить сгоряча.
Это мой последний день. Последний день приговоренного к смерти.
И еще один. И еще. А что если пытка продлится вечно?
Возвращаюсь назад. Раскладываю события по порядку. Разбираю на фрагменты. Вот фон Вейганд показывает мне подарки безумного лорда Мортона. Вот заваливает на стол. Вот видит кровавое пятно и вызывает доктора. Грядет унизительный осмотр.
Я не даюсь врачу. Вырываюсь. Царапаюсь и кусаюсь будто чокнутая. Сражаюсь изо всех сил. Так, что снова открывается кровотечение.
— Вколите ей транквилизатор, — говорит фон Вейганд.
По-немецки.
Перевод не требуется.
Я возвращаюсь к реальности позже. Уже после осмотра, после необходимых процедур. Прихожу в себя, лежа на животе. В кромешной темноте. Я поднимаюсь, превозмогая боль. Опять. Набрасываю халат и отправляюсь выяснять отношения. Выскальзываю из комнаты, бросаюсь вперед по мрачному коридору, врываюсь в покои своего персонального палача. Без стука. Без предупреждения. Отчаянно и глупо.
— Уходи, — безупречно ровный тон.
Фон Вейганд стоит у камина. Спиной ко мне. Даже не оборачивается. В его позе не чувствуется никакого напряжения. Он расслаблен. И в то же время он точно статуя. Каменный.
— Алекс, — выдыхаю, глотаю непрошенные слезы.
Подхожу ближе. Подступаю вплотную. Обнимаю. Прижимаюсь всем телом. Обвиваю руками.
— Нет.
Отстраняет меня. Мягко, но четко. Спокойно. Уверенно. Без агрессии. Без раздражения. Обхватывает запястья, разводит руки в разные стороны, отодвигает подальше.
— Алекс, — повторяю сдавленно. — Пожалуйста.
Между нами лишь несколько ничтожных сантиметров. А впечатление такое будто нас разделяют целые километры. Тысячи. Миллионы. Миль.
— Врач сказал, что еще немного и тебе понадобилась бы серьезная операция, — глухо произносит он.
— Алекс…
— Мне жаль.
Фон Вейганд поворачивается. Медленно. Накрывает своей тенью. И на меня в момент накатывает ощущение неизбежности. Предательское оцепенение сковывает стальными цепями.
Но я мотаю головой.
Сбрасываю железные путы.
Чертово онемение. Шлю к черту.
А в камине трещат поленья.
Я протягиваю руку.
Я хочу коснуться.
Так сильно.
Так жутко.
Что пальцы колет.
— Мне жаль, я не довел дело до конца, — продолжает фон Вейганд.
— О чем ты? — еле шевелю губами.
— Врач осматривал тебя, а я думал только о том, чтобы снова тебе вставить. Вогнать до упора. Засадить по самые яйца и долбить, пока не сдохнешь. Пока не задохнешься от собственных воплей. Такая влажная. Окровавленная. Такая податливая.