Плохие девочки не плачут. Книга 3

Ангелос Валерия

— I can imagine (Могу представить).

— I doubt (Сомневаюсь), — жестом приказывает мне присесть.

Подчиняюсь.

— Do you know how hard it is to cut somebody’s head off? Physically, I mean. It requires a great effort (Знаешь, как трудно отрубить чью-то голову? В смысле, физически. Это требует значительного усилия), — он смотрит прямо на меня. — Please, take a pancake (Прошу, возьми блинчик).

Я сглатываю.

С огромным трудом.

— It’s not a task for the one who is scared to get his arms dirty (Это

задача не для того, кто боится испачкать руки), — продолжает спокойно. — And you should be creative otherwise it’s just boring (И ты должен быть изобретательным, иначе это попросту скучно).

Интересно.

О чем он?

О выпечке или о пытках?

— Don’t worry (Не беспокойся), — улыбается. — I gave it up (Я это бросил).

— What? (Что?)

— Killing (Убийства), — его улыбка становится шире, обнажает зубы. — But I can deal with meat. I can cut a really good steak. I had enough practice. Once I’ll invite you to the BBQ (Но я умею обращаться с мясом. Я могу вырезать по-настоящему хороший стейк. У меня было достаточно практики. Как-нибудь я приглашу тебя на барбекю).

Спасибо за предложение. Приду сразу после того, как загляну на огонек к доктору Лектеру. Компания маньяка-каннибала и то выглядит безопаснее.

— Please (Пожалуйста), — говорит он, подвигает тарелку вплотную ко мне.

Это звучит как предложение, от которого нельзя отказаться. Выбирать не приходится, только покоряться. Поэтому я послушно принимаю предложенное угощение, касаюсь блина пальцами и вдруг отшатываюсь.

А что если еда отравлена?

— It’s not poisoned (Здесь нет яда), — будто читает мои мысли. — At least not today (По крайней мере, не сегодня).

Глава 21.2

Замираю с дебильной усмешкой на устах. Тянусь за приборами, пытаюсь скрыть замешательство.

Улыбайся.

Шире. Еще. Еще, еще. Да. Приблизительно вот так вот. Пусть улыбка приклеится к твоим губам. Намертво.

Улыбайся.

Как на сцене. Под прицелом кинокамер. Под палящими софитами. Как будто гром пока не грянул. Как будто веревка затягивается. Но не вокруг твоего горла. И табурет выбивают. Да только не из-под твоих ног.

Улыбайся.

И сглатывать не забывай.

Давай. Вперед. Без вариантов.

Где наша не пропадала?

Везде.

Пропадала. И попадала. Обтекала. По кускам себя собирала. По черепкам. От пола себя отскребала и находила силы на очередной последний бой. Всякий раз. Заново. С чистой страницы. Как впервой.

Мы еще поберемся. Потягаемся. Мы сразимся. Даже если кажется, что по венам не течет кровь. Даже если сердце дает судорожный перебой.

Hasta la vista, baby (До свидания, детка).

Aloha, bitches.

Прощай.

И привет.

Эй, слышите?

Я не сдаюсь. Перебьетесь. Рано

отплясывать джигу на моих костях. И один в поле воин, когда выхода нет. Есть одно простое слово — воля. Поверьте. И проверьте. На мою смерть придется продавать билеты. Много лет.

— Thank you (Благодарю), — широко усмехается Вальтер Валленберг. — That’s the best compliment (Это самый лучший комплимент),

И ощущение такое, точно отовсюду скалятся волчьи пасти.

— I’ve said nothing (Я ничего не сказала), — роняю в ответ.

— Your mouth is silent but your eyes are not (Твой рот молчит, но не твои глаза), — резонно замечает он.

— I don’t… understand (Я не… понимаю), — выдавливаю с трудом.

Пресно.

Предсказуемо.

До жути банально.

Что?

Все.

Все кроме него.

Все мои слова. Все реакции.

— You’re so scared (Ты так испугана), — продолжает барон. — You tremble… so funny (Ты дрожишь… так забавно).

— I’m not… (Я не…) — бормочу, почти лишаясь голоса.

Осекаюсь. Затыкаюсь. Теряюсь в догадках.

Что же именно я «не»?

Наверное, стоит придумать что-нибудь умное. Поразить, впечатлить, оставить приятное впечатление. Понравится, втереться в доверие, завоевать союзника. Хотя бы задобрить. Привлечь на свою сторону хоть немного.

Великолепный план. Просто оху*нный, если я правильно поняла. Надежный, бл*ть, как швейцарские часы.

Дело остается за малым. Разлепить губы. Выдавить из себя креатив.

— Your fear is the best compliment (Твой страх — самый лучший комплимент), — подводит черту Валленберг. — That’s what I’ve meant (Вот что я имел ввиду).

Мне чудится рычание зверя.

Чудится.

Верно?

— Try (Попробуй), — хрипло произносит он. — Don’t resist (Не сопротивляйся).

Супер.

Чем больше времени провожу в компании с ним, тем больше причин нахожу для сердечного приступа. Каждая секунда дарит новый повод. Снова и снова.

Я делаю надрез. Осторожно. Пальцы дрожат. Пот стекает по спине. Обжигает кожу. А в ушах гремят церковные колокола. Отпевают. Как бы. Я режу чертов блин. Казалось бы. Но ощущение такое будто я хирург, который держит человека в миллиметре от смерти.

Вообще, на грани тут только я. Причем вполне закономерно.

Правда же, да?

— А… ага, — разом выдаю свое сверхблагородное происхождение, краснею и бледнею, демонстрирую богатую палитру оттенков на искаженном судорогой лице.

Бьюсь об заклад. Александру Македонскому было проще завоевать мир, нежели мне сейчас совладать с куском блина.

Проклятье. Что творится. На протяжении долгих лет еда оставалась тем единственным, с чем у меня никогда не возникало проблем.

Воистину. Беда пришла откуда не ждали.