Пляска в степи
Шрифт:
Она громко, на разрыв закричала и беспорядочно зашарила вокруг руками, ища нож, меч, наконечник копья — что угодно, чтобы перерубить веревку. Удерживающий ее хазарин обернулся на мгновение, и по его лицу расползлась презрительная гримаса. А затем он ударил пятками коня, и Иштар, крик которой так и застыл в воздухе, прикрыла глаза, приготовившись к неминуемой смерти.
Ей навстречу летела земля из-под лошадиных копыт, проносились справа и слева палатки и перекошенные от ужаса лица мертвых воинов. Поначалу лошадь стражника шла медленно, но с каждым шагом она все набирала и набирала ход, и Иштар
Все закончилось так резко, что она и опомниться не успела. Со свистом стрела перерубила веревку, и на мгновение Иштар повисла на тоненьком волоске. Но с глухим звуком лопнул и он, и вторая стрела Барсбека настигла стражника. Застонав, тот свалился с коня, словно мешок, и к моменту, как коснулся земли, был уже мертв. Стрела с наконечником-полумесяцем перерезала ему горло, и он захлебнулся собственной кровью.
Прямо над Иштар раскинулось бесконечное, необъятное небо. Она не могла пошевелиться. Только чувствовала, как бегут и бегут по щекам слезы, пока не увидела склонившегося над нею Барсбека. До своего последнего дня не забудет она ужас на его лице, когда он посмотрел на нее. И тотчас дикий, первобытный страх сменился небывалым облегчением. Барсбек рухнул рядом с ней на колени, обнял за плечи и прижал к своей груди, качая, словно дитя.
Вокруг стояла пронзительная тишина, нарушаемая лишь несвязным бормотанием мужчины.
— Я убил бы его еще тысячу раз, — шептал Барсбек в исступленной злобе, а у Иштар даже не было сил, чтобы поднять руку и погладить его по грязной, закопченной, покрытой пылью и потом щеке.
«Я жива», — хотела шепнуть она, но из губ вместо слов вырвался лишь тяжелый стон. Она моргнула и поняла, что все еще плачет. Ей хотелось сказать ему, как она отчаянно ждала его и надеялась, но голос не слушался. Иштар могла лишь смотреть Барсбеку в глаза и тонуть, бесконечно тонуть в любимом взгляде.
— Все, Чичек, все, — встрепенулся Барсбек и вскочил на ноги. — Скоро все закончится. Я здесь.
Он пошатнулся, но устоял и донес Иштар до лошади, крепко прижимая к груди.
— Нужно ехать, — сказал он и помог ей взобраться в седло.
Застонав и прокусив губы, она кое-как схватила поводья ободранными пальцами и попыталась разлепить мокрые от слез глаза, чтобы посмотреть на своего спасителя.
Барсбек был ранен. Она видела, что у него на боку расплывалось багряное пятно. Он пытался прижать рану ладонью, но, плюнув, срезал с первого попавшегося мертвого хазарина часть кафтана и, скомкав ткань, запихнул ее под тонкий нагрудник.
— Как ты здесь... — с трудом прохрипела Иштар.
Она провела по затылку ладонью и посмотрела на свои пальцы. На них, влажно поблескивая, осталась кровь. Двигаясь осторожно, она огляделась. Кажется, Барсбек в одиночку вырезал всех, кто остался в лагере. Их тела валялись повсюду, куда бы она ни посмотрела. Лишь рабы разбежались в разные стороны, прихватив оставшихся без всадников коней.
— Я не отдам тебя русу, — с жаром произнес Барсбек и, подойдя к ней, сжал ее окровавленную ладонь, смешав их кровь. — Никогда не отдам. Ты моя, слышишь,
— Там идет битва, — Иштар зачем-то махнула рукой в сторону горизонта, на что мужчина лишь небрежно повел плечами.
— Я знаю, — сказал он и свистом подозвал своего жеребца. — Мы с тобой уходим. Ты удержишься в седле?
— Да, — помедлив, кивнула Иштар и облизала губы. — Думаю, да.
Она по-прежнему почти не чувствовала ногу, которую опутывал обрывок веревки, но думала, что какое-то время она сможет продержаться. Главное, что были целы руки. Она снова потрогала затылок и шею, почувствовав, как по коже медленно струится кровь, спускаясь все ниже и пропитывая собой ее разодранный кафтан.
Кажется, что-то пробило ей голову, пока Иштар волокли по земле. Оттого и перед глазами все расплывалось.
— Едем, Чичек, едем! — крикнул Барсбек и ударил пятками жеребца.
Застонав от боли, Иштар с трудом последовала за ним. Каждый шаг лошади раскаленной вспышкой отдавался в ее измотанном, потрепанном теле. Наверное, именно это чувствует человек, когда его казнят, забивая камнями.
Терпеть не было никаких сил, но какое-то время она держалась, низко припав к лошадиной шее, чтобы уменьшить тряску. Барсбек несколько раз нетерпеливо оборачивался к ней и все сильнее мрачнел лицом. Он-то хотел побыстрее уйти в сторону от места, где столкнулись войска хазар и русов. Скакать в глубь земель каганата он сейчас просто не рискнул, и для него самый короткий путь лежал как раз мимо сражения.
Он знал, что Багатур-тархан искал его и обещал за его голову огромное вознаграждение. Наверняка многие в каганате знают Иштар в лицо. А даже если и нет, то, увидев их вдвоем, люди точно заподозрят неладное.
Барсбек не хотел гневить Богов и вновь испытывать свою удачу. Великий Тенгри и так слишком ему благоволил, раз позволил дожить до этого дня. Он же оберегал его сегодня в сражении, потому и отделался полководец лишь одной незначительной раной. А ведь больше двух дюжин хазар пришлось ему убить, чтобы вызволить Иштар...
Заметив, что она болталась в седле наполовину без сознания, Барсбек замедлился и, поравнявшись, перехватил поводья из рук Иштар. Та подняла голову, пытаясь сосредоточить на нем свой взгляд.
— Я устала, — выдохнула она, собрав все силы. — Я больше не могу.
— Ты должна, — сказал Барсбек. — Просто держись за гриву. Я поведу нас обоих.
Иштар послушно кивнула и вновь припала к лошадиной шее, попытавшись обхватить ее израненными руками.
Они пошли медленнее, почти шагом, и ее боль заметно уменьшилась. Теперь уже внутри тела не вспыхивал огонь всякий раз, как копыта лошади касались земли.
Барсбек все поглядывал на нее искоса, и Иштар пыталась ему улыбаться. Она впала в спасительное оцепенение. Ей казалось, она покачивается в повозке, укрытая от солнца балдахином, и чувствует, как ветер нежно обдувает ее лицо, проникая внутрь сквозь прозрачную ткань. Голос Барсбека доносился до ее сознания приглушенно, смазано, и ей приходилось заставлять себя вслушиваться в то, что он говорил.
Больше всего Иштар хотелось закрыть глаза и отправиться в своей повозке под балдахином далеко-далеко. Ее так манил горизонт, что скрывался за высокими холмами...