Пляска в степи

Богачева Виктория

У черноводского князя и голос был под стать лицу: тяжелый, скрипящий, похожий на воронье карканье.

Терем Горазду после ладожского показался бедным да ветхим. Низенький какой-то, маленький. Ни гридницы отдельно стоящей, ни резных украшений на крыше да башенках, ни деревянной росписи — ничего не было! Даже вежи не было, а ведь и дитя знает, что без вежи нет и терема! Но Ярослав Мстиславич лица не кривил, и кметю не предстало.

Внутри двора оба князя спешились и обнялись, крепко придерживая друг друга за плечи. Приезд гостей не был встречен привычным собачим лаем, как бывало на Ладоге, когда собаки рвались

к своему хозяину.

— Тяжелый путь проделало твое войско, — сказал Буян Твердиславич, оглядывая ладожских дружинников, которые также спешились вслед за своим князем.

Проследив за его взглядом, Ярослав сдержанно кивнул.

— Где же все твои хоробрые воеводы? — продолжая рассматривать людей за спиной князя, спросил Буян Твердиславич. Разглядев среди них девку, он вскинул темные брови и даже вперед чуть подался.

— Неужто на Ладоге оставил?

Недобро прозвучали его последние слова, хотя и попытался он смягчить их улыбкой. Но слишком уж притворной показалась она Горазду. И правда, Ярослав Мстиславич взял с собой нынче одну молодшую гридь, лишь Лутобор был из старшей дружины.

— Воеводы с войском, — сухо отозвался ладожский князь. — Где ж им еще быть.

Коли не пришлось по нраву его ответ Буяну Твердиславичу, то ничего тот не сказал. Кивнул и отвернулся, наконец, от Чеславы, замершей в сторонке с каменным лицом.

— Лазню мы вам истопили. Отдохните с дороги-то, а после потолкуем. Пир будет! — сказал черноводский князь и снова улыбнулся — также притворно.

Нет, не напрасно он Горазду с первого взгляда не понравился. И на хазарина лицом не напрасно тот был похож — смуглый, черноволосый. И нос у него был заостренный да горбатый — ну как есть, птичий клюв! И глаза раскосые... Видно, немало там всякой крови было намешено.

А как настала пора в бане мыться, про которую черноводский князь сказал, что истопили ее для дорогих гостей, так еще пуще прежнего пришлось Горазду дивиться. Дома-то, на Ладоге, какие бани были? Добротный сруб на пять стенок, с лавками, ковшами да ушатами с водой, все как положено. С пушистыми, душистыми вениками да с сухими травками, развешанными по углам.

А тут? Стыд сказать, в печи мылись! Горазд как увидал впервые, так едва рот закрыть смог. Летом-то, в тереме Некраса Володимировича, в лютую жару все из колодца водой поливались — хоть самую малость прохладнее становилось. В баню толком, считай, и не ходили. Потому-то тогда Горазд и не понял, что про привычную, добрую баньку в южных землях и не ведает никто! А в холода прямо в печь залезают! Не бывать от такого мыть добру, это любой дурак скажет.

Это ж еще придумать надо, чтобы в печь сперва доски укладывать, а поверх — влажное сено, да ушат с горячей водой ставить. Закрывались заслонкой да мылись изнутри. Горазд думал все, как вернется на Ладогу да матери с сестренками расскажет — то-то потеха будет! Еще и не поверят ему на слово. Да он и сам бы не поверил, коли б где услыхал — глупость ведь несусветная. Да, с родимой банькой ничего не сравнится.

Худо-бедно, но опосля лазни позвали их в терем на пир. Та гридница ладожской была не чета! Втрое, кабы не вчетверо меньше. Темная, окошек мало совсем, лучины да жировики через одного горят. Балки под деревянным срубом никак не украшены, ставни узором не покрыты. Да и стол скуден угощениями был. От хозяев

терема пришел на пир князь с несколькими воеводами, да и все. Никого больше из дружины Горазд не видел.

Ярослава Мстиславича, сменившего рубаху на чистую, припасенную княгиней еще на Ладоге, с почетом да уважением усадили во главе — прямо напрочь черноводского князя. Хмельной мед ему, как водится, подавала княжья дочь, да токмо он в ее сторонку и не глядел. Горазд наравне с другими кметями из молодшей дружины сидел на другом конце стола, а подле князя остался токмо Лутобор. Тот с Ярослава Мстиславича глаза не спускал: верно, крепко о том наказал сотник Стемид.

Сперва подняли чаши во славу Богов, которые уберегли ладожское войско в пути, а после — за здравие двух князей. Поговорили немного про разбитую, едва проходимую дорогу, да как увязали в грязи груженые всяческим добром повозки. Буян Твердиславич пожаловался на учиненные хазарами бесчинства — разоренные земли, сожженные избы, попорченный урожай.

Княжича Святополка вслух никто ни разу не помянул, хотя немало о нем сказали исподволь, вскользь. Ярослав Мстиславич токмо мрачнел лицом да стискивал зубы. Как потрапезничали, то разогнали всех прислуживавших девок да холопов, чтоб лишних ушей за столом не осталось. Не терпелось Буяну Твердиславич о грядущих делах поговорить. Горазд едва носом не клевал уже, до того глаза слипались. Час-то поздний. В дороге они ранехонько укладывались — темнело-то тоже рано. Он сжал зубы, подавив очередной зевок, и покосился на князя — тот как раз склонился к Лутобору и негромко что-то тому говорил.

— Я весть во все княжества отправил еще накануне, когда твое войско заметили. К концу седмицы жду в тереме всех князей, чьи земли клятые хазары растоптали: из стародубского княжества, из согожского, туровского, овручского да чердынского.

Горазд таких названий, о которых Буян Твердиславич говорил, и не слыхал никогда. Немало, ох, немало землей попортили хазары, коли так много князей съедутся. Почти все южные княжества беда затронула.

— Еще слухи до нас дошли из каганата, что воевода хазарский, который во главе войска стоит, не в почете теперь у их главного князя, — Буян Твердиславич казался довольным. — Не дождется от него подмоги Багатур-тархан.

— Отчего же не в почете? — заинтересованно спросил Ярослав.

Ладожское княжества было от границ каганата далече, и такие слухи нескоро его достигали, коли вообще доходили. Разве что гости заезжие могли порадовать занятной басней. Раньше так было. Но этой зимой многое на Ладоге изменилось.

— Про это уж мы не ведаем, — Буян Твердиславич развел руками. — Да мало ли что степные псы могли не поделить! Жаль, не велел их главный князь воеводу своего конями разорвать! Вот было бы нам облегчение.

По столу пробежали сдержанные смешки, и Горазд, не сдержавшись, тоже хмыкнул. Да, что тут скажешь, было бы славно!

Единственным, кто не улыбнулся даже, был ладожский князь. Подвинув к себе кусок начертанной вручную карты, он пристально в нее взглядывала и изредка шевелил губами. То ли шептал что-то, то ли считал.

— Седмицы две, думаю, мы тут простоим, — невпопад сказал Ярослав, оторвавшись от созерцания пергамента. — Войску отдохнуть надобно. Да и пока князей дождемся, пока они на свои земли воротятся, пока дружины соберут...