По колено в крови. Откровения эсэсовца

Фляйшман Гюнтер

— Эй, поглядите-ка!

— Черт! — вырвалось у Крендла.

Повернувшись, я увидел мальчика лет трех. Он стоял, ухватившись за шинель Лёфлада и запустив пальцы себе в рот. Ребенок был чумазый, в ватной телогрейке до пят, на голове засаленная вязаная шапочка.

Лихтель, присев на корточки, спросил его по-немецки:

— Где твои родители?

— Ты спрашиваешь, где его родители, да? Лёфлад, да если бы он знал, где они, он к тебе не подошел бы.

Лихтель повторил вопрос.

— Какого черта ты его пытаешь? — не выдержал Крендл. — Он же по-немецки ни х... не понимает.

— Чего ты выражаешься

в присутствии ребенка? — вспылил Лёфлад.

— Но раз он по-немецки не понимает, то тем более не поймет, как я выражаюсь, — резонно возразил Крендл.

— Ладно, ты лучше скажи, что с ним делать? — осведомился Лёфлад. — Не бросать же его здесь.

— Во всяком случае, за собой тащить мы его не можем, — вмешался Лихтель.

Я попытался отыскать соломоново решение.

— Ригер! Проводите ребенка в тыл. Тот лишь рассмеялся в ответ.

— Прошу прощения, командир, но 3-я дивизия СС — не детприемник.

Товарищи Ригера громким хохотом подтвердили его правоту.

— Крендл! Отведи ты его в тыл!

— Чтобы Кюндер поставил нас вместе с ним к стенке? Пошел ты, Кагер, знаешь куда...

Мальчик тем временем постукивал пальцем по каске Лихтеля. Наши, обступив ребенка и Лихтеля, от души потешались.

— Ладно, так и быть, — сказал я. — Сам отведу его в тыл.

И, перебросив на спину свой МЗ-40, подхватил малыша на руки.

— Ты смотри, поосторожнее с ним, не урони ненароком, — напутствовал меня Лёфлад.

— Хочешь, я его отнесу? — вызвался Пфингстаг.

В конце концов, он был отцом троих детей, посему ему вполне можно было доверить мальчишку. Строго говоря, Крендл был совершенно прав — Кюндер взбесится, увидев такое.

— Нет уж, — ответил я. — Лучше я сам.

— А я останусь за тебя на время твоего отсутствия? — осведомился Крендл.

— Черта с два! Лёфлад, ты остаешься за меня со взводом до моего возвращения.

И я потащил этого русского ребенка, на руках вынес его из Александровки, пронес по раскисшим от снега и грязи полям. Заметив меня, наши рекогносцировщики приветливо замахали руками. Я уже направлялся в расположение санитарной роты, как меня окликнул Кюндер. Он заметил меня еще с командного пункта. Поняв, кто у меня на руках, он, естественно, не обрадовался и свирепо зашлепал сапогами по снежной каше.

— Что это еще за фокусы? — рявкнул он.

Испугавшись, мальчик расплакался, а я пару раз подкинул его на руках. Этому я научился у своей родни — те всегда так успокаивали раскричавшихся детей.

— Он просто увязался за нашим взводом, — ответил я.

Что я еще мог сказать? Я никак не рассчитывал нарваться на Кюндера. Стоявшие в двух шагах врачи, увидев мальчика у меня на руках, подойти не решались. Страшно было ввязываться и перечить гауптштурмфюреру Кюндеру.

— Бог ты мой, Фляйшман! Да вы — идиот! Я отправлю вас в дурдом! Вам место там, Нинбург [24] по вас плачет — вы же не в своем уме! И я это сделаю, можете быть уверены! Лично накатаю на вас докладную!

24

Нинбург — небольшой городок в Германии, наверняка вблизи родного города Кюндера; название «Нинбург» в определенных местностях стало нарицательным

вследствие расположенной там психиатрической клиники.

Я был безмерно благодарен одному из военврачей, когда тот подошел и забрал у меня ребенка. На шум из командного пункта вышел штурмбаннфюрер Мюленкамп. Положив руку на плечо Кюндеру, он стал тихо уводить его на командный пункт. По пути он обернулся, посмотрел вначале на врача, забравшего у меня мальчика, потом на меня, как бы говоря: «Отправляйтесь к себе во взвод, роттенфюрер. Там вы куда нужнее».

Встав по стойке «смирно», я четко кивнул, повернулся и чуть ли не бегом побежал в Александровку.

Там меня уже дожидались Крендл с Алумом у еще дымившихся развалин здания. Остальные бойцы взвода продвинулись в город под защитой танков «тигр». Мы отправились на их поиски и, пройдя несколько улиц, увидели колонну советских солдат, шедших на нас с поднятыми руками, конвоируемых солдатами СС и вермахта.

Тем временем перестрелки практически стихли. Бойцов нашего взвода мы обнаружили внутри полуразрушенного помещения ресторана — они искали съестное.

— Немедленно выйдите отсюда! — строгим голосом приказал я.

В проходе показался вооруженный до зубов унтерштурмфюрер СС, явно недовольный тем, что наши бойцы докатились до воровства.

— Всем в центр города! — рявкнул он. — Будете помогать собирать пленных!

Советский стрелковый полк практически сдался без боя. Они рассредоточили тяжелые вооружения в стратегически важных точках города, но как только мы подавили их, русские тут же сдались. Конвоиры СС подразделяли пленных по воинскому званию. Офицеров — в одну сторону, рядовых — в другую. Посреди толпы русских военнопленных я заметил и гражданских лиц. По их прическам, одежде и другим внешним признакам я понял, что это ортодоксальные иудеи. СС проверяли у них документы. Крендл указал на группу из пятерых, может, четверых офицеров СС, стоявших в стороне. Солдаты СС относили им документы евреев и некоторых из русских офицеров. Некоторое время спустя группу отобранных гражданских и офицеров увели в неизвестном направлении.

— Кто они? — спросил Крендл.

Вопрос этот был задан проформы ради. Мы, разумеется, отлично понимали, кто они. Не составляло труда определить по их виду, что это сотрудники полиции СС. Вот откуда они здесь взялись, мы не имели понятия. Во всяком случае, когда мы уходили из Имени, в нашей колонне их не было.

— Это айнзатцгруппа, — пояснил Дальке.

Мы до сих пор не сомневались, что айнзатцгруппы занимались решением важных, но чисто мирных вопросов — строительством объектов и т.п.

— Это — полиция СС, — сказал я.

— Совершенно верно, — ответил Дальке. — Айнзатцгруппы. Этих людей направили сюда по особому распоряжению прямо из Берлина.

Мы и рты разинули. Упоминание о столице рейха произвело на нас впечатление.

— Да, но зачем их сюда прислали? — не понимал я. — Какова цель их прибытия?

Сначала все молчали. Потом Фендт ответил:

— Ликвидация советских офицеров и евреев.

Мы, старые бойцы 2-го взвода, с явным недоверием взглянули на него. Но ни Дальке, ни Пфингстаг, ни Райдер опровергать сказанное Фендтом явно не собирались. Их молчание можно было расценить не иначе как знак согласия.