По маленьким дорожкам
Шрифт:
– Ромка, ты что ли?
Ермолай развёл руки в стороны, для того, чтобы немедленно заключить в объятия любимого отпрыска. Радость от встречи с сыном усиливалась ещё от сознания одержанной победы над бывшей супругой. Ребёнок просто жить без отца не может!
– Я Вова! – промямлил мальчик, и отчего-то заплакал.
– Да нет же дурачок! Тебя Ромкой зовут. А я твой папка Ермолай! Дай я тебя поцелую!
Согнувшись буквой «Г», вытянув слюнявые губы трубочкой, Лопухов словно бык на трясущего красной тряпкой тореро, попёр изливать отцовскую ласку.
Мальчик
– Ты чего это папу родного испугался? Ну да, выпил человек! Только этого больше не повториться. Клянусь!
Удар кулаком в собственную грудь в знак клятвы раз и навсегда избавиться от пристрастия к алкоголю, оказался слишком чувствительным, и Ермолай закашлялся так, что на глазах проступили слёзы.
Ребёнок перестал плакать и улыбнулся. Лопухов дабы закрепить успех спросил сокровенно:
– А хочешь жить со мной, вдвоём? Только ты, и я?
Интенсивное мотание ребячьей головы в знак согласия на предложение, чрезвычайно порадовало Ермолая.
– Тогда – заходи! – милостиво пригласил папаша.
Ночные собеседники вступили в жилище, дверь за ними захлопнулась. Сразу забыв о ребёнке, Ермолай не зажигая в квартире свет, «по приборам» проследовал в спальню. Усевшись на кровати, попытался стянуть мокрую сросшуюся с кожей одежду. Вскоре это занятие утомило, и он, не сопротивляясь силе всемирного тяготения, о которой пьяницы осведомлены лучше чем кто бы то ни было, дал, наконец, телу и голове отдых.
– Опять эта безголовая шторы не задёрнула, – переворачиваясь на другой бок, пытаясь таким образом спастись от бьющего в глаза солнца, проворчал Лопухов.
Он уже протрезвел, а потому быстро вспомнил, что «безголовая» отчалила в неизвестном направлении, и ругать следовало исключительно себя. Чтобы больше не думать о жене, Лопухов резво соскочил с кровати, и тут же скривился от резкой боли в голове. «Проклятое похмелье!», – плюнув с досады на ковёр, разозлился «недужный». «Ну, ничего, потерпи моя головушка, заначка, кажись, имеется, и я быстро приведу тебя в надлежащий вид!». Сие обещание вернуло радость бытия, и от предвкушения скорейшей поправки здоровья, Ермолай отправился выполнять ежеутренние гигиенические процедуры.
В ванной комнате Лопухов долго возился с наполовину высохшими, соответственно наполовину мокрыми костюмом и рубашкой. Кое-как отодрав от тела замызганные вещи, он сунул их одним скопом в стиральную машину.
Выйдя из ванной комнаты, вдруг услышал звук работающего телевизора. Это показалось чрезвычайно странным, так как Ермолай твёрдо помнил, что в комнату, в которой стоит телевизор, ещё не входил. «Неужто Ленка вернулась?», – обрадовавшись до неприличия, подумал слабохарактерный супруг, заглядывая в комнату.
На диване сидел абсолютно незнакомый мальчик. Открыв рот, приковав намертво взор к экрану, ребёнок смотрел мультфильм.
– Эй! – осторожно окликнул Лопухов благодарного телезрителя.
Мальчишка вздрогнул от неожиданности и, оторвавшись от увлекательного зрелища, не закрывая рта, также
– Ты чего тут делаешь? – грозно поинтересовался хозяин квартиры.
– Мультики смотрю, – ответствовал ребёнок.
– Это я понял, но почему в моём доме?
– Так вы же сами меня вчера позвали к себе жить.
Ермолаю оставалось только досадовать на себя и свои слабости. Нужно как можно скорее выпроводить пацана, да и дело с концом.
– Это я, вероятно, пошутил, – глупо улыбаясь, пояснил Лопухов. —Выпил вчера немного и совершенно не понимал что говорю.
По расчётам Ермолая, мальчишка должен был встать и покинуть квартиру, но отчего-то ребёнок не спешил трогаться с места. «Экий непонятливый!», – невольно скривившись, с досадой подумал Лопухов.
– У тебя родители есть? – решил зайти с другого конца забывчивый пьяница.
– Мама болеет… наверное….
– Как это, наверное? – не понял Ермолай.
– Ну, я точно не знаю.
– Хорошо, то есть не хорошо конечно, в общем… Ну, а отец? Отец то есть у тебя?
– Так вы и есть мой папа. Вчера вы сказали, что мы будем жить вдвоём, и никто на свете нам не нужен.
Такого поворота событий Ермолай никак не ожидал. Он совершенно не помнил, где и с кем вчера пил водку, не помнил также, каким образом обзавёлся ещё одним «сыном». Однако мальчишка, похоже, абсолютно искренне считает его своим отцом. Нужно выяснить, отчего у ребёнка возникла такая уверенность.
Лопухов поклялся себе, что если выпутается из этой истории, завяжет с водкой раз и навсегда. Разве с трезвым человеком случилось бы такой, мягко говоря, казус?
– Пошли на кухню, – скомандовал Ермолай, – потолкуем по душам.
Слушая пацана, Лопухов курил сигарету за сигаретой, и конца краю этому никотиновому самоотравлению не было. А мальчик, пересказывая события своей жизни, очень сильно волновался, запинался то и дело, путался, вспоминал новые подробности. Наконец умаявшись после тяжёлого повествования, замолчал, давая роздых душе. Лопухов же всё никак не мог переварить услышанное и собрать мозги в кучу, чтобы хоть как-то упорядочить скачущие как бешеные белки мысли.
До трёх лет Вова жил с мамой. Мама была красивая и добрая, и безгранично любила своего сына. Вовкин папа всегда жил отдельно, по какой причине мальчик не знал. Потом, мама сильно заболела, и вынуждена была сдать ребёнка в детский дом, где он и провёл последние шесть лет.
В постоянной тоске и мыслях о матери тянулись серые однообразные детдомовские дни. И только надежда на то, что мама рано или поздно приедет и заберёт его с собой, позволяла выживать в трудных сиротских условиях.
Три дня назад, к Вове подошла уборщица баба Галя и велела ему после занятий прийти к ней в каморку. Бабу Галю Вовка любил. Она частенько приносила ему тайком разные вкусности, называла хорошим мальчиком и иногда даже забирала к себе домой. Едва отсидев положенные уроки, Вовка в предвкушении сладкого пира, со всех ног помчался в каморку. Баба Галя сидела возле окошка и тихонько плакала.