Поўны збор твораў у чатырнаццаці тамах. Том 10. Кніга 1
Шрифт:
I яшчэ — галоўны герой яго кніг амаль заўжды малады чалавек.
Можа, гэта таму, што наша пакаленне вельмі маладым пайшло на тую, магчыма, апошнюю вайну і наша маладосць вызначыла ў ёй і наш лёс. Мы былі салдатамі або лейтэнантамі, адпаведным нашаму чыну аказаўся і наш вопыт — вопыт франтавікоў-акопнікаў, — салдацкі вопыт, які атрымалі на вайне мільёны. Наўрад ці хто з нас разлічваў дажыць не толькі да генеральскага чыну, але і да генеральскага ўзросту, мары такога роду былі не для нас. I калі ўсё ж лёс злітаваўся над некаторымі з нас і мы сёння маем магчымасць вітаць аднаго з нашых аднагодкаў, дык робім гэта з радасным усведамленнем таго, што сляпы выбар лёсу не аказаўся марным. Што датычыць Рыгора Бакланава, дык ён са шчодрасцю, уласцівай значнаму таленту, аплаціў гэтыя падараваныя яму
[1973]
Что всего важнее
Юные читатели этой книги найдут в ней образы своих сверстников — тех, кого они знают и видят в школе, колхозе, на производстве, с кем они делят свои повседневные ребячьи радости, дела и заботы которых им хорошо известны. Здесь они прочтут о ребятах, которые навеки остались подростками, чья жизнь сгорела в пламени незабываемых героических огненных лет.
Наверное, ни в одной из войн прошлого не была такой трудной и героической судьба тех, кто, не принимая в них непосредственного участия, тем не менее боролся не на жизнь, а на смерть, как это имело место в минувшей Великой Отечественной войне нашего народа.
Действительно, не будучи солдатами в строгом смысле этого слова, дети, женщины, старики рисковали почти наравне с воинами, сражавшимися на фронте, потому что тоже боролись и нередко лишались жизни в этой борьбе. И все дело в том, что не бороться они не могли, а фронт их борьбы проходил тут же — и не только по полям, деревням, но и по душам и сердцам тысяч людей, населявших оккупированные территории нашего Союза.
За свободу своего Отечества сражались все: взрослые на переднем крае и в партизанских отрядах, дети и женщины дома, у порога своих жилищ, на деревенской околице. Боролись, так как понимали, что только беззаветная совместная борьба может спасти поруганную фашизмом честь Родины и вернуть временно утраченную свободу. И эта свобода была возвращена, но плата за нее в человеческих жизнях оказалась такой огромной, что мы не вправе забыть о ней ни сегодня, ни когда-либо в будущем.
Враг был силен и беспримерно жесток. За малейшую провинность или оплошность со стороны населения, а тем более за прямое неповиновение властям не было пощады ни старым, ни малым. Отвечали поголовно все. Сотни тысяч людей были лишены свободы и жизни в многочисленных концлагерях, многие тысячи расстреляны без суда и следствия, другие сожжены вместе с их жилищами. На местах сотен сельских домов остались закопченные трубы уцелевших от пожаров печей.
Хатынь — именно такая, некогда ничем не примечательная деревенька в партизанском крае на Минщине, которую постигла самая жестокая участь из всех возможных в прошлой войне. Тихим мартовским днем сорок третьего года отряд немецких карателей окружил деревню и за несколько часов сжег ее вместе со всеми жителями.
В этой книге — живой и бесхитростный рассказ о людях Хатыни, о ее беспримерной трагедии, о ребятишках этой лесной деревеньки, которые никогда уже не станут взрослыми. Кто знает, сколько бы вышло из них замечательных людей труда, науки и культуры, которыми, может быть, гордились бы последующие поколения, но вот их нет и никогда уже не будет.
Писательница собрала огромный материал об этой деревне, и хотя собрать его было нелегко, потому что до обидного мало осталось живых свидетелей довоенной жизни хатынцев да и самой страшной трагедии, повествование отличается правдивостью и достаточной полнотой. Перед глазами читателя в трудах и заботах проходит жизнь двух крестьянских семей с их нелегкой довоенной судьбой, до краев полной тревог и лишений в годы войны. Читатель увидит прямого, честного, умудренного жизнью деда Карабана, бескорыстного друга детворы и советчика старших; познакомится со скупо, но точно очерченным образом бабки Тэкли или незадачливого Пучка. Особо выделены авторским вниманием судьбы младших хатынцев — Лёксы, Адася, Антошки, и как бы в дополнение к ним приведен рассказ городской девочки Анюты о страшной жизни в оккупированном Минске — рассказ, трогающий и ужасающий детской своей непосредственностью.
Разные люди населяли эту деревню, с различными
Во второй части книги — повести «Голубой экспресс» — уже другая, ничем не похожая на военное лихолетье, мирная человеческая жизнь, но в ней те же деревенские и городские ребята, учащиеся железнодорожного профтехучилища, постигающие мудрость трудовой науки в сельском строительном отряде. Оказывается, это совсем не просто — построить необходимый колхозу коровник, это не только физический труд, требующий значительных усилий еще не окрепших ребячьих рук, но и сложность трудовых взаимоотношений, в которых каждый из ребят познается в своем истинно человеческом качестве. Писательница хорошо знакома с бытом, укладом и трудом такого коллектива подростков, так как сама работала в строительном отряде, постигла многотрудные сложности воспитания и ребячьих взаимоотношений. Но в этих трудностях, в борьбе каждого с собой, с производственными неурядицами, нечестностью некоторых старших товарищей, в процессе труда из обычных — прилежных, нерадивых, слабых и посильнее — характеров выковываются будущие труженики, формируется трудовой коллектив. В этом мне видится главное достоинство повести, которая, надо полагать, понравится любознательному, строгому и взыскательному молодому читателю.
[1973]
1974
[Выступленне на вечары з нагоды 50-годдзя]
Я вельмі ўдзячны ўсім, хто сёння прыйшоў сюды, хто сказаў пра мяне шчырае слова, хто прынёс цёплае пачуццё да бел[арускага] слова і беларускай л[ітарату]ры.
З гэтай, можа, не надта для мяне вясёлай нагоды я хацеў бы сказаць, што талент, які ён ні ёсць, не вырастае на пустым месцы, што ён можа існаваць толькі за кошт сокаў роднай зямлі, роднай культуры, узрошчанай потам, лёсам, крывёю яе лепшых працаўнікоў у стагоддзях. Толькі сумленне, праца, пакуты даюць найбольшае капіталаўкладанне ў культуру, толькі яны вызначаюць яе кошт у скарбонцы вялікай культуры свету, вартасці якой прама прапарцыянальны ўкладзеным у яе талентам і сумленню. Таму ўсё тут сказанае ў мой адрас я ўспрымаю як аванс на няздзейсненае, якое я мушу цяпер здзейсніць у адведзены мне час жыцця.
Я вельмі ўдзячны ўсім, хто чытаў мае творы, у нейкай меры падзяляў мае думкі, разумеў мае, можа, і не заўжды, як належыць, выражаныя, але заўжды шчырыя турботы.
Я ўдзячны тым, хто некалі дапамог мне на пачатку майго літ[аратурнага] шляху, і чыю дапамогу я буду памятаць да скону сваіх дзён. Я маю на ўвазе найперш тых, каго ўжо няма — Г. Шчарбатава, М. Васілька, А. Т[вардоўскага] і тых, хто, на маю радасць, жыве і творыць: П. Панчанку, А. Кулакоўскага, Р. Сабаленку, А. Адамовіча, А. Асіпенку.
Я ўдзячны роднаму майму часопісу «М[аладосць]», з якім звязана амаль што ўсё мной напісанае.
Дзякуй маім крытыкам, злым і добрым, кожны з якіх зрабіў сваю справу і так ці інакш паспрыяў майму літ[аратурнаму] лёсу.
Дзякуй кіраўніцтву СПБ, дзе я ніколі не адчуваў сябе пасынкам, а нават у трудныя часы сустракаў разуменне і спагаду. Дзякуй кіраўніцтву Рэспублікі, якое з клопатам і разуменнем адносілася да таго, што выходзіла на друкаваных старонках за маім подпісам і, калі ў тым была неабходнасць, папраўляла і накіроўвала маю творчасць.