Поўны збор твораў у чатырнаццаці тамах. Том 10. Кніга 1
Шрифт:
Гэта наш грамадзянскі, пісьменніцкі і воінскі абавязак.
[1978]
Невычэрпная шчодрасць розуму
Упершыню Л. М. Талстой увайшоў у маё жыццё многа гадоў назад, калі, захварэўшы аднойчы, я быў на месяц адарваны ад школы і прачытаў чатыры тамы яго «Вайны і міру». Не скажу, што дзіцячае чытанне вялікай эпапеі аказалася ў чымсьці для мяне плённым, але непаўторныя вобразы яе герояў, шырокая панарама рускага жыцця, ваенныя карціны далёкага мінулага не маглі не паланіць дзіцячай душы. Гэта было добраахвотнае паланенне на ўсё жыццё, хоць, зразумела, чытаць і перачытваць Талстога не лішне ў любым узросце. Як ніхто іншы з вялікіх
I гэта цудоўна, калі дружба з агромністаю спадчынай Л. Талстога не заканчваецца аднойчы, а працягваецца праз усё жыццё. Гранічная талстоўская шчырасць, глыбіннае пранікненне ў таямніцы чалавечай істоты, сацыяльная значнасць і няспынныя пошукі маральнага ідэалу прыцягвалі і прыцягваюць да яго многія пакаленні чытачоў. Больш за стагоддзе назад створаныя ім «Севастопальскія запіскі» красамоўна сведчаць аб тым, як трэба разумець «сражающийся» народ і як яго адлюстроўваць у літаратуры. Магутны талент і творчая мужнасць вялікага мастака далі яму права напісаць бессмяротныя радкі, якія з’яўляюцца катэгарычным імператывам усякай рэалістычнай літаратуры: «Герой жа маёй аповесці, якога я люблю ўсімі сіламі душы, якога імкнуўся адлюстраваць ва ўсёй прыгажосці яго і які заўжды быў, ёсць і будзе цудоўны — праўда».
Здаецца, усё вельмі проста, інакш і не можа быць: праўда была і застаецца вялікім сэнсам літаратуры. На справе ж няма большых клопатаў у таго, хто піша, чым яго адносіны з такой няпэўна акрэсленай, непастаяннай і зменлівай катэгорыяй, якой з’яўляецца праўда. Талстой жа валодаў здзіўляючай, мабыць, прыроднаю, здольнасцю адрозніваць у заблытаных і шматскладаных праявах жыцця глыбінную сутнасць праўды, а яго грандыёзны талент пераўтвараў яе ў нязменнага героя яго мастацкай прозы. Мабыць, аднак, і для Талстога гэта было няпроста, інакш бы ён не напісаў, што: «Як ні дзіўна гэта казаць, а мастацтва патрабуе яшчэ большай дакладнасці… чым навука». Некалькі парадаксальна гучаць у наш век НТР гэтыя ягоныя словы, але справядлівы іх сэнс разумее кожны колькінебудзь сур’ёзны пісьменнік, таксама як і ўдумлівы чытач.
Мы прывыклі да бясспрэчнай справядлівасці вядомага ленінскага выказвання аб графе Талстым, да якога не было сапраўднага мужыка ў літаратуры, але не часта задумваемся над тым, адкуль у гэтага пана, які на працягу ўсяго жыцця вёў замкнуты, «сядзібны» спосаб жыцця, такое глыбокае разуменне народа, веданне патаемнай чалавечай сутнасці? Справа, відаць, усё ж не ў спосабе жыцця, а ў прыроднай якасці душы — ступені чалавечай «сопричастности» з другімі, да сябе падобнымі, здольнай да суперажывання, да ўсведамлення чужога болю, як свайго ўласнага, чым у вялікай ступені быў надзелены Леў Талстой. Цяпер нам відаць абмежаванасць і бесперспектыўнасць некаторых з яго духоўных пошукаў, і мы з пэўнасцю можам меркаваць аб ягоных памылках. Але вялізнае бачыцца на адлегласці, а для яго быў важны галоўнейшы з ягоных прынцыпаў: «Каб жыць сумленна, трэба рвацца, блытацца, біцца, памыляцца, пачынаць і кідаць, і зноў пачынаць і зноў кідаць і вечна змагацца і губляць. А спакой — душэўная подласць».
[1978]
Глазами участника и очевидца
Эта книга представляет собой частицу художественной летописи поколения, в свое время лишенного юности, со школьной скамьи шагнувшего в испепеляющий огонь войны. История уготовила ему величайшую из миссий, когда-либо выпадавших на долю человечества, — освобождение народов от жестокой силы фашизма. Что и говорить — миссия эта оказалась невероятной по своей сложности, потребовала огромных усилий, самоотверженности и недюжинного ратного опыта, который приобретался в ходе ожесточенной борьбы и стоил немалых жертв.
Анатолий Соболев фактом
На протяжении последних пятнадцати лет в ряде книг о войне он с завидным постоянством воссоздает ее суровые, чуждые псевдогероики и напускного бахвальства будни, в которых выстоять и победить было столь же неимоверно трудно, как и необходимо. Победа над немецким фашизмом давалась ценой обильного солдатского пота и большой солдатской крови. Сознание непреложности данного факта, как и неоплатного долга живых перед миллионами павших, дало возможность автору создать свои лучшие произведения о войне, населив их полнокровными образами и наполнив правдивыми реалиями тех огненных лет.
Случилось так, что в силу обстоятельств личной биографии питателя излюбленной сферой действия его героев стал Северный флот, а флотская военная жизнь — тем оселком, на котором оттачивались характеры многих героев А. Соболева. Начиная со своей первой военной повести «Безумству храбрых», авторское внимание захватила флотская среда, Заполярье со всеми особенностями его быта, атмосферы, природными условиями. Человек перед грозным лицом опасности, мера его готовности к подвигу — вот те нравственные моменты, которые интересуют воображение писателя и позволяют читателю с неослабевающим интересом следить за изнуряюще-опасной работой водолазов, волноваться и переживать трагическую судьбу шестерки матросов с «Тихого поста» или юного разведчика, оказавшегося раненным на той стороне фронта. Это как раз те ситуации, которые с юношеских лет памятны автору, те образы, которые знакомы ему с ранней военной юности. Безусловно, это обстоятельство в значительной мере определяет достоинство лучших произведений Анатолия Соболева.
В лучших своих повестях и рассказах А. Соболев скрупулезно следует правде того времени, ее атмосфере, счастливо избегая любой выспренности и фальши, всего напускного, привнесенного временем, которое, как известно, склонно создавать мифы там, где умолкают факты. Герои этой книги — обыкновенные люди, по преимуществу молодые парни; как и всем живущим на земле, им присуще желание жить, и не их вина, что жить всем не выходит. Чтоб победить, приходится кому-то умирать, и смерть эту каждый из них встречает поразному. Приняв на себя немецкий огонь, погибает разведчик Олег, дав тем возможность вырваться из западни товарищу; в безнадежной обстановке кончает с собой Гена Лыткин, чтобы позволить последнему оставшемуся в живых выполнить важное задание. Обстоятельства смерти героев различны, но смысл остается неизменным — даже погибая, помочь остающимся продолжать борьбу.
Но Анатолий Соболев не был бы настоящим прозаиком, если бы все в своем творчестве основывал лишь на собственном oпыте, на пережитом лично. Многие его вещи последних лет свидетельствуют о довольно плодотворных попытках их автора проникнуть за пределы его военного опыта, выйти из круга личных впечатлений. В повестях «Ночная радуга», «Три Ивана», «А потом был мир» с различной степенью успеха, но всегда интересно, со знанием жизни и чужой психологии изображены люди с «той стороны», убедительно прослежены философские и нравственные моменты и сознания и поступков.
А. Соболев, несомненно, одаренный русский прозаик. Эта его одаренность явственно проступает уже в его языке, манере литературной речи, свободной, богатой и выразительной. Отличное владение языком особенно проявляется в невоенных вещах, связанных с впечатлениями детства автора, прошедшего среди живописной природы Алтая, в исконно русских селениях. В этом отношении приятно впечатляют «Грозовая степь» и «Тополиный снег» — произведения о довоенной сибирской деревне, полные лиризма и неизъяснимой поэтической прелести.