По правилам и без

neereya

Вопросы были. Много вопросов, одинаково важных — таких, что не знаешь, что нужно узнать раньше. А половину даже не можешь облечь в слова.

— А Дима, он… — вопрос вырвался сам по себе. И даже договорить я не смогла — а Кирилл все понял.

— Он знает, разумеется. Но никакого отношения к этому не имеет и не хочет иметь, — он вздохнул так, словно это решение племянника доставляло немало проблем. — Не знаю, говорил он тебе или нет, но он хочет закончить юридический, как отец, а потом работать следователем. Надежда и опора для деда, называется, единственная отрада. Папа и так бесился, когда Костя стал адвокатом, а не согласился продолжать семейный бизнес, а потом еще и я пошел во врачи. Хорошо хоть, дядя Коля заступился вовремя, убедил,

что я все равно заброшу любое семейное дело, с моей-то ленью… Не важно, впрочем, это мне просто нужно с кем-то поделиться.

— Понимаю… — ошарашено ответила я. И даже, правда, почти поняла все то, что касается семьи Воронцовых. Но при чем тут мой папа?

Собственно, этот вопрос и стал следующим. Кирилл задумался, словно не знал, что сказать. А, может, прикидывал, что мне стоит знать, а что говорить не следует — я так и не поняла. Этот человек был таким же непонятным, как его племянник.

— Они с Костей всегда хорошо общались, а потом еще и Маша так удачно подвернулась… Маша — это жена Кости.

— Я знаю, — прервала я ненужные объяснения. — И что они были близки с папой — тоже, — и замолчала — следующие слова дались мне с трудом. — Он любил ее, да? А она вышла замуж за другого?

— В общих чертах, да, — мужчина допил наконец-таки свой чай, поставил чашку, а потом посмотрел на меня так внимательно и серьезно, что я невольно замерла, боясь пропустить хоть одно слово. — Я знаю больше. Могу рассказать все то, что как-то рассказала мне Маша. Только ты уверена, что хочешь услышать историю и своей семьи тоже из уст постороннего, по сути, человека?

— Да.

Если честно, я не была уверена ни на каплю. Просто на секунду появилась решимость — и я сказала, зная, что больше не смогу, а другого такого шанса может и не быть. Мне было безумно страшно, но, с другой стороны, хотелось наконец-то узнать, что же произошло между нашими семьями — тем более что вряд ли папа или мама что-то мне расскажут.

— Ты знаешь правду: твой отец любил Машу. А еще они с Костей общались достаточно хорошо, чтобы он познакомил этих двоих… Вот уж не знаю, если честно, какой именно был расклад — я тогда еще под стол пешком ходил. То ли Алексей был таким уж нерешительным, что так и не зашел дальше прогулок, то ли еще что, но любовь его стала со временем безответной — мой любимый братец покорил сердце юной девицы. Дошло все до того, что она забеременела — у нас в семье почему-то всегда дети рано появляются, только я — исключение во всех смыслах. Потом свадьбу сыграли, и, как я понял, на этой самой свадьбе твой папа был свидетелем, а мама — свидетельницей, и, закономерно, закончилось у них все так, как закончилось. Сначала молодые семьи между собой общались, потом как-то поубавились отношения, особенно у Маши и Елены. Костя со студенческим другом так и продолжали общаться, тем более что Алексей стал работать у отца: тогда ему как раз нужны были специалисты. А пять лет назад… — Кирилл на секунду замолчал, а потом посмотрел мне в глаза. Все-таки, необычные у него глаза, смотрят в самую душу, пленяют и не дают отвести взгляда, — Степан Новиков познакомился с невесткой своего противника и влюбился с первого взгляда. Может, конечно, и не совсем влюбился, но Маша так крепко завладела его мыслями, что сначала он всячески пытался ее охмурить обычными методами, а потом, потерпев неудачу, перешел к методам преступным. И…

— Ее убили, — тихо закончила я. — Вот почему отец тогда бросил все и уехал…

— Не смог находиться рядом с тем, кто не уберег когда-то любимую им девушку, — подтвердил мои догадки мужчина. И все, что он говорил, был правдой — такое не придумаешь, да и незачем. Все, кроме одного.

— Не когда-то любимую, — слова получились тихими и даже жалкими. — Он любит ее до сих пор, несмотря на то, что ее уже нет…

— Он и тебя любит, Рита, и маму твою. Поверь, мне незачем тебя утешать.

Пусть даже он и лгал — от этих слов стало легче.

— Кирилл… скажи, почему ты вот так вот просто рассказываешь

то, что, по сути, мне знать не положено? — не спросить я не могла. Надеялась понять этого человека чуть лучше, что ли. Надеялась — это ключевое слово, ставшее мне в последние дни родным.

— Если ты в это влезла, значит тебе следует знать, из-за чего это все происходит, — спокойно ответил мне Кирилл. — К тому же, с чего ты взяла, что я рассказал тебе все? Есть еще кое-что, что имеет огромное значение, но лично с тобой никак не связано. Но, даже если бы это имело непосредственное к тебе отношение… Даже Дима не знает. И если первым узнает кто-то другой, он не просто обидится — это будет форменное предательство, — он взял оставленную племянником пачку сигарет, вытащил одну, закурил — у него была своя зажигалка, изысканная и чертовски дорогая. — Это, что, восьмерка? Надо с ним поговорить, что ли, — затянувшись и чуть поморщившись, сказал он. Затянулся еще раз, стряхнул пепел в каменную пепельницу и положил туда сигарету, впрочем, не выпуская из пальцев. — Можешь ему так и сказать. Если он поймет, с чем связан самый большой Костин секрет, и спросит прямо, брат никуда не денется, ответит. Только я не могу даже намекнуть: обещание и все такое, знаешь ли.

Он снова затянулся. А я только и смогла сказать тихое «спасибо».

— Слушай, ты же у нас мастер всяких головоломок и прочего, — вдруг произнес мужчина, когда я уже подумывала о том, чтобы уйти. Он не спрашивал, а утверждал. — У меня к тебе будет одна задачка… — поднялся, прошел к полочке, на которой стояли лишь часы, семейная фотография и фарфоровая статуэтка — грациозная белоснежная леди. Он бережно взял эту статуэтку и поставил передо мной. — В ней есть секрет, который я не могу разгадать уже почти два года. Может, у тебя получится?

— Не знаю, никогда с таким не сталкивалась, — честно ответила я, взяв статуэтку в руки. Такая хрупкая, такая холодная и, в то же время, нежная… — И даже не слышала, что статуэтки бывают с какими-то тайниками.

— Я, если честно, тоже, — Кирилл тяжело вздохнул. — Но, как видишь, такая вот уникальная вещица сейчас перед тобой. Только, пожалуйста, не разбей.

— Хорошо, — признаться, ответила я уже на полуавтомате: эта странная вещица вдруг заполонила все мои помыслы, как и любая другая стоящая загадка. Подумать только, я уже и забыла это прекрасное, непередаваемое чувство тайны, которую тебе нужно разгадать, и теперь настолько погрузилась в него, что едва не пропустила мимо ушей слова Кирилла.

А, может, ему показалось, что я уже давно не с этим миром, и он заговорил (перед этим снова закурив), надеясь, что я не услышу или хотя бы не пойму, — но, судя по всему, ему просто надо было это сказать.

— Ее мне подарила девушка, — он говорил негромко, медленно, тщательно подбирая слова, — которая, по сути своей, такая же фарфоровая статуэтка. Красивая, но холодная, далекая, словно из другого мира, — он затянулся и выпустил клубы дыма к потолку, провожая их задумчивым взглядом. — Но такая желанная, что в любой другой я вижу ее. И в ней тоже есть секрет, который я никак не могу разгадать, но отчаянно пытаюсь уже не один год. А она только смеется, да еще и подарила эту статуэтку, сказав, что если я разгадаю секрет фарфоровой леди, пойму и леди живую. Она словно играет со мной. Постоянно, совершенно не заботясь о том, что скоро я могу не выдержать…

Сигарета переломилась, а я вздрогнула, едва не уронив заветную вещицу.

— Знаешь, Рита, о чем я хочу тебя попросить… не играй с Димой. Он не заслужил подобного. Даже если будет тупить и тормозить, как стадо ослов, он все равно не заслуживает пренебрежения и несерьезного отношения. Он не такой, как я, как Костя, как отец. Он весь в Машу, просто немного запутался. Да и ты тоже. Может, запереть вас вместе, пока не выясните отношения? Или еще напоить для верности?

Даже если вопрос был не риторическим, отвечать я не рискнула, а лишь молча слушала, можно сказать, мысли человека, понять которого мне не дано природой.