По правилам и без
Шрифт:
— Я поняла, о чем ты, — разом помрачнев, прервала я тягостные объяснения. — Но давай не будем об этом, пожалуйста.
— Хорошо, — на удивление легко согласился Дима, а потом снова наградил меня взглядом, под которым я почувствовала себя комариком на площади Тяньаньмэнь*. Причем комариком, имевшим наглость кого-то укусить и которого вот-вот прихлопнут. — Тогда вернемся к той теме, от которой нас бесцеремонно отвлекли. Ты, что, маленькая, не понимаешь, чем может подобное обернуться? Могу сейчас же позвонить Кириллу — и он припомнит парочку самых ярких последствий самолечения или же вообще отсутствия этого самого лечения как такового.
—
— Почему это? — не унимался парень.
— Во-первых, две контрольных — писать их потом как минимум лень, — а придется, чтоб ее, эту золотую медаль. Ни одной контрольной нельзя пропустить! — Во-вторых, придется лгать маме, придумывать какие-то причины пропуска школы, а лгать маме мне хочется меньше всего. А в-третьих… — и замолчала. Нет, этого я не скажу — глупо, по-детски, даже по-идиотски. Но мне, как всегда, не позволили отмолчаться: под этим взглядом невозможно молчать. — Не смогу я весь день провести сама дома.
Только вот из-за чего, не скажу, догадывайся сам. Только, пожалуйста, не пытайся уточнить. Я не признаюсь в том, что мне страшно. Страшно от любых шагов в подъезде, от любого звонка — а маме почему-то звонят едва ли не каждый день, словно она никуда не уехала — от любого сигнала машины на улице, и где же эта хваленая шумонепроницаемость… А еще страшно, что стоит мне не увидеть тебя хоть день — и все, и без того хрупкое, разрушится, как карточный домик. Что я приду завтра, через три дня, неделю, а ты будешь обниматься с Рогожиной, у тебя на губах опять будет ее помада. И никакие разумные доводы вроде тех, что бесит она тебя так же, как и меня, да и сама к тебе уже не вернется, у нее же гордость тоже есть, не помогают. Но тебе, правда, не стоит этого знать.
Дима допрашивать меня не стал — лишь улыбнулся, потрепал по голове, а потом ему словно что-то в голову взбрело, и посмотрел он с уже давно мною не замечаемой хитринкой:
— Рыжая, у тебя сейчас какой урок?
— Английский, — на автомате ответила я, и только потом задумалась: зачем он спрашивает, да еще и так нехорошо усмехаясь?
— Тебе его сдавать для поступления? — от моего отрицательного мотания головой парень воодушевился. — Отлично. Как насчет того, чтобы прогулять?
Теперь наступила моя очередь опешить. И выдать совершенно глупый вопрос:
— Зачем?
— Ну, ты же сегодня уже проявила себя далеко не как образцовая ученица, так что держи марку, — со смешком пояснил Дима. Насмехается, гад, как пить дать насмехается. Я ему покажу «держать марку»!
Но все мои поползновения в сторону многострадальной хулиганьей головы — а ни на что другое, кроме как попытаться отвесить затрещину, моей фантазии не хватило — были остановлены могучими руками, вернее, даже одной рукой этого самого хулигана. И прежде, чем я опомнилась, он потащил меня по уже известному направлению — к кабинету медсестры.
Алена Николаевна нам, разумеется, не обрадовалась — вернее, не обрадовалась она нагло улыбающемуся Воронцову.
— Что на этот раз? — устало спросила она, откладывая какой-то каталог с косметикой.
— Нагло сбитая температура, больное горло и самоотверженное желание писать контрольную, — сдал меня парень, усаживая на кушетку. — Вот что с ней прикажешь делать?
— В больницу, — не подумав даже для приличия, вынесла вердикт
— Хочет, — нагло влез Дима, столь же нагло усаживаясь на стул.
— А тебя это приглашение не касается. Воронцов, у тебя, что, сейчас урока нет?
— Не-а, — усмехаясь, заявил парень. — Химичка заболела, а на замену поставить некого — вот мы и будем «делать домашние задания» в обществе лаборанта. Оно мне надо?
Алена Николаевна только вздохнула.
— А учитель Риты хоть знает, где она? — наверно, это было последним аргументом. Причем, совершенно бесполезным:
— Я уже предупредил Игоря, он скажет учителю. К тому же, Егор Валентинович поймет и не станет возмущаться, — а вот аргумент Димы был более чем веским: молодой учитель английского и правда поймет; вернее сказать, его совершенно не волнует, присутствует ли ученик на уроке, и чем их меньше, тем лучше — он вообще пошел работать в школу исключительно для того, чтобы откосить от армии. Его регулярно видят в шумных компаниях с алкоголем в руках, а некоторые поговаривают, что он даже пил с учениками — вернее, с учеником. И, естественно, с Дмитрием Воронцовым. Интересно, а правда ли это?
— Дим, а можно вопрос? — рассудив, что другого момента может и не представиться, немного неуверенно начала я: — А правда, что вы с Егором Валентиновичем однажды… выпивали вместе?
— Выпивали? — кажется, Дима искренне удивился. Ну, хоть что-то не правда… — Да разве это выпивали? Так, по бутылке пива выпили вместе, и все. А что тут странного? Он, между прочим, старший брат Алининого бывшего.
Старший брат бывшего парня двоюродной сестры. Логично.
У Димы, что, полшколы — какие-нибудь «сестры», «братья», «одноклассники»?
Оказалось, что, к счастью, нет, но работников пять, так точно, и среди них — кто бы мог подумать? — Жаба Павловна собственной зеленой персоной. И не любит, оказывается, она своего ученика не из-за его разгильдяйства, хамства и прочего, а потому что Леся, которая Димина тетя, как-то чуть не увела у нее мужа. Да и вообще, это все легко объясняется тем, что мы все живем в одном районе. И кто бы знал, сколько у наших родителей и нас общих знакомых. А с Алиной мы вообще, оказывается, ходили в одну музыкальную школу и занимались в соседних кабинетах, только она — на два класса старше, и даже техзачет вместе однажды сдавали…
В общем, из всех уроков я не пропустила только физику — и то из-за контрольной. И, что самое ужасное, мне это слишком понравилось — вот так вот сидеть с Димой и Аленой (она тоже начала возмущаться, что еще слишком молода, чтобы к ней на «вы» и по отчеству обращаться), пить кофе, болтать на всякие разные темы. Хотя, нет, самое ужасное все же в другом: после физики у меня все же поднялась температура. То ли сказалась нагрузка (знаете ли, решать оба варианта, да еще и поминутно отвлекаясь на фотосъемку, как-то не слишком-то приятно и легко), то ли лекарство перестало действовать, то ли еще что — но результат был на лицо. И не только на лицо, кстати: весь организм решил меня подвести, показать, что я была не права, так его эксплуатируя. Зато был во всем этом положительный момент: Дима не просто вызвался меня проводить, а еще и завел в квартиру, усадил на диван, укутал в плед, напоил горячим чаем (мотивируя это тем, что кофе мне уже хватит) и пытался напоить таким же горячим лекарством — но тут я запротестовала: