По следам преступления
Шрифт:
Члены комиссии стали осматривать ящик за ящиком, коробку за коробкой.
Углов был прав, когда настаивал на тщательной проверке. Далеко не все коробки и ящики оказались с содержимым. Многие были пусты и стояли лишь для маскировки. В некоторых пакетах с шоколадом была порвана упаковка, и из пакетов взято то 50, то 100 граммов шоколада.
— Да что же это делается! — жалобно воскликнул председатель комиссии. — Как вы объясните все это, Борис Григорьевич? — повернулся он к Николаеву.
Но того и след простыл. Увидев, что его махинации раскрыты, он сбежал из кладовой.
Комиссия
— А здесь вино? — постучал по бочке Углов. — Тоже надо проверить.
Первым попробовал содержимое бочки тот же неугомонный Углов.
— Вода! — воскликнул он и, поморщившись, сплюнул. — Чистейшая вода! Да этот Николаев — настоящий жулик, а мы его упустили!..
Николаев был задержан через несколько дней. Доставленный в милицию, он признал свою вину лишь частично. Недостачу по кондитерской базе объяснил тем, что отпускал товар без карточек разным лицам, действуя так якобы по указанию руководящих работников пищеторга. Себе же он, Николаев, дескать, не взял ни грамма…
Существенные показания дала его жена Надежда Кухарец, совместная жизнь которой с Николаевым продолжалась всего две недели. 19 марта она познакомилась с ним на улице, была приглашена к нему домой пить чай, а 25-го они уже расписались в загсе. На следующий день после женитьбы Николаев повел свою молодую двадцатилетнюю супругу на Мальцевский рынок. Там приобрел для нее шерстяной жакет, шелковое платье, чулки. Расплачивался за покупки не только деньгами, но и шоколадом, который извлекал из находившегося при нем портфеля. Шоколада было много.
— Откуда его у тебя столько? — спросила Кухарец.
— Все законно, — ответил Николаев. — Не беспокойся.
За те две недели, что они прожили вместе, Николаев ни разу не приходил домой с пустыми руками. Все что-нибудь приносил. Заказав для Кухарец сапожки, он расплатился за них коробкой шоколада. Шоколадом угощал и приходивших к ним гостей.
Надежда Кухарец давала подробные показания потому, что брак с Николаевым для нее оказался явным просчетом. Все надежды, что, выйдя замуж, она будет жить обеспеченно, по крайней мере, в условиях блокады, рухнули. Не успела выйти замуж, как супруга посадили.
Кухарец была у Николаева не единственной «блокадной женой». До нее он три месяца жил с работницей кладовой Надеждой Буровой. Когда же объявил ей, что к нему придет другая женщина, Бурова ушла, не предъявляя особых претензий. С Николаевым ее ничто не связывало. Никаких чувств, так же как и у Кухарец, к этому уже немолодому человеку у нее не было.
Николаева вполне устраивала скромная должность кладовщика кондитерской базы. Он вел себя так, будто конфеты, шоколад, изюмовый джем, вино, с таким трудом доставлявшиеся в осажденный Ленинград с Большой земли, принадлежали лично ему. Он брал кондитерские изделия, чтобы угощать женщин, обменивать на вещи да и самому есть. В то время, как другие голодали, умирали от истощения, от дистрофии, Николаев буквально обжирался. «Я на эти конфеты смотреть уже не могу», — признавался он. Его портфель всегда был набит чем-нибудь из сладостей. Николаев действовал
Конечно, если бы приходившие на базу ревизоры не так безответственно выполняли свои обязанности, они бы давно схватили хищника за руку. Но ревизоры были слишком доверчивы. Они лишь бросали беглый взгляд на штабеля коробок и ящиков. А между тем многие из этих коробок и ящиков были давно опустошены. Содержимое бочки ревизоры тоже ни разу не проверили. Однажды один из них подошел к бочке, потолкал ее, услышал, что в ней что-то плещется, и решил: вино. А в бочке была… вода, которую Николаев налил туда, когда вино было выпито.
Ревизоры были беспечны, а директора магазинов, которые получали от Николаева товар, слишком добры. Попросил Николаев Таранову принять вместо одного сорта конфет другой, и та согласилась. Так же поступила и заместитель директора соседнего магазина Балакина.
Всего Николаев похитил 1002 килограмма шоколада, 999 килограммов конфет, 25 килограммов джема, 246 литров вина. Его объяснения о том, что он делал это якобы по указанию руководящих работников райпищеторга, не подтвердились. Учитывая тяжесть преступления, совершенного Николаевым в условиях военного времени, суд приговорил его к высшей мере наказания — расстрелу.
И еще об одном деле из судебного архива блокадной поры мы хотим рассказать. Его «герои» — работники одной из столовых.
Правильно налаженное общественное питание имело во фронтовом городе огромное значение. Многие столовые в Ленинграде назывались рационными. Ленинградцы отдавали туда свои карточки, и работники столовых обеспечивали их трехразовым питанием. Они несли ответственность за то, чтоб люди полностью получали продукты, которые им полагались по норме.
Та пищеточка, о которой пойдет речь, тоже была рационной. Но…
Началось все с заявления, написанного командиром роты строительного батальона, питавшегося в этой столовой. Товарищ Величко сообщал, что приготовляемые здесь супы безвкусны, кроме воды, соли и малого количества крупы, ничего не содержат, никакими специями не заправляются. Каши — чересчур жидкие. Масло в них обнаружить трудно, так как оно не подается отдельным кусочком, а кладется прямо в котел. Пойди проверь, положили ли его туда и сколько!
Так писал Величко. Его заявление заинтересовало сотрудников милиции, прокуратуры.
Первые же проверки и допросы работников столовой показали, что не неопытностью поваров, не отсутствием продуктов объясняется то, что в этом пункте питания супы и каши были водянистыми, невкусными, малопитательными. Причина заключалась в другом — здесь занимались хищением продуктов.
Всем распоряжался руководящий повар Никифоров, уже немолодой, обрюзгший мужчина. От него постоянно несло табаком и вином. Его белая рабочая куртка, колпак и передник всегда были не первой свежести. Судя по их измятому виду, можно было подумать, что он в этой одежде и спал.