По следам преступления
Шрифт:
Очень скоро выяснилось, что весь ее рассказ — от начала до конца — вымысел. Она заявила, например, что фамилия шофера, который был так щедр, что снабдил ее большим количеством водки, — Чистяков и что он развозит по магазинам продукты. Но никакого Чистякова среди водителей пищеторгов не обнаружили. Не подтвердилось и все остальное. Продуктов из деревни она не получала.
Более правдивым, чем Темнова, оказался Степан Васильевич Климачев, ветеринарный фельдшер, находившийся в близких отношениях с продавщицей булочной. Вызванный к следователю, он на вопрос, известно ли ему что-нибудь о найденных в сараях ящиках с водкой, ответил: «Известно. Эта водка получена от заведующего
Далее Климачев рассказал, что однажды утром, когда он уходил от Темновой, она дала ему бумажный пакетик с талонами на вино и попросила съездить в магазин, которым заведовал Петров. Климачев не мог отказать ей в просьбе. Он взял пакетик, сел на велосипед и по пустынным улицам блокадного города покатил к Петрову.
Заведующий магазином оказался немолодым человеком, одутловатым, грузным, в полувоенном костюме и хромовых сапогах. Он взял пакетик, который ему вручил Климачев, вскрыл его, извлек оттуда отрезанные талоны, почему-то посмотрел их на свет и сказал: «Все в порядке, молодой человек. Передайте Лизе, что водка будет. Между прочим, не нужно ли вам еще чего-нибудь? Есть масло, яйца, шоколад, сухофрукты, консервы, сельди. Отличные сельди — жирные!»
Климачев передал об этом разговоре Темновой. Та назвала Климачева «молодцом» и «чудным мальчиком», протянула губы для поцелуя и сказала, что, пожалуй, надо будет взять и шоколад, и сухофрукты, и консервы, и сельди. Пригодятся!
Через несколько дней во двор дома № 6 на улице Салтыкова-Щедрина въехала полуторатонная грузовая машина. В кузове ее стояли ящики с водкой и бочонок пива. На ящиках восседала, пряча в рукава ватника озябшие руки, рабочая магазина Шура Демидова. Сам Петров сидел в кабине рядом с шофером. Перед грузовиком, показывая путь, бодро катил на велосипеде Климачев. Он тоже принимал активное участие в операции. Потом Шура стала переносить ящики в сарай. Бочку же с пивом снесли к Темновой на квартиру. Вечер закончился веселой пирушкой…
Немало кружек жидкого желудевого кофе выпили следователи и немало выкурили махорки, прежде чем Темнова сказала:
— До сих пор я давала ложные показания. Сейчас все обдумала, прочувствовала и считаю, что скрывать основных виновников — значит приносить вред государству. Хочу рассказать следствию всю правду.
И она сообщила, что талоны, которые она передала через Климачева Петрову и по которым были получены водка и пиво, фальшивые.
— Только не думайте, что Петров об этом не знал. Знал! Ведь водку-то эту он не просто так отпускал, а на определенных условиях. Пятьдесят процентов от всего ее количества — мне, пятьдесят — ему. Кроме того, он дал мне за нее золотые вещи. А вот Степа Климачев тут ни при чем. Ему о том, что талоны фальшивые, известно не было…
После этих существенных показаний клубок стал разматываться быстрее. В разные стороны города протянулись концы его нитей. А одна из них — самая главная — привела следствие в подпольную мастерскую, в которой фабриковались поддельные продовольственные карточки.
Более 35 лет прошло со дня окончания Великой Отечественной войны. За это время выросло новое поколение советских людей. Они и понятия не имеют, что такое продовольственные карточки, не слыхали о них и уж тем более никогда не видели. А вот для их отцов и дедов эти слова — «продовольственная карточка» — говорят о многом.
По продовольственным карточкам населению отпускались продукты — хлеб, сахар, мясо, крупа, жиры. В общем, все. По особым талонам выдавались табак и водка. Каждый грамм продовольствия строго учитывался. Потерять карточку для
Карточки, карточки… Сколько с ними было связано всего — и горя, и слез! Разве можно забыть, как обнимались на улицах ленинградцы, как плакали они от счастья, когда впервые было объявлено о прибавке хлеба. «Ну, теперь выживем!» — говорили они.
И вот нашлись, оказывается, людишки, которые фабриковали карточки и талоны и незаконно получали по ним продукты, с таким трудом доставлявшиеся в осажденный Ленинград и предназначенные для выдачи по норме. И ведь не голод толкал их на это (они-то были сыты!), а желание нажиться, разбогатеть, заполучить золотишко, модельные туфельки, отрезы тканей.
Вот такие отвратительные типы жили рядом с настоящими ленинградцами, героями блокады, жили, может быть, на одной улице, в одном доме. Одни умирали от голода, замертво падали прямо на улицах, замерзали, другие, — правда, их была ничтожная кучка, — собирались в своих квартирах за опущенными шторами, ели и пили, ни в чем не зная отказа. Было ли что-либо омерзительнее их преступлений!
Организаторами подпольной мастерской, занимавшейся печатанием фальшивых карточек на продукты питания, оказались Константин Заламаев и его двоюродный брат Владимир Зенкевич. Заламаев был в близких отношениях с женщиной по имени Валя, которая работала там, где в дни войны печатались карточки — те самые, которые ежемесячно выдавались ленинградцам. Еще в декабре 1941 года он попросил Валю принести шрифты. Сказал, что ему нужны такие литеры, из которых можно было бы составить слова: «Завтрак», «Обед», «Ужин». Заламаев объяснил Вале, что хочет напечатать талоны ради поддержания здоровья ее брата, ученика ремесленного училища, находящегося на котловом довольствии, — по ним, дескать, он сможет получать лишние порции. На самом же деле Заламаев не столько заботился о здоровье подростка, сколько хотел произвести пробу — что получится.
Валя просьбу выполнила, литеры принесла. Но у Заламаева ничего не получилось: то ли шрифты были не те, то ли он еще не овладел техникой печатания. Это не обескуражило его. Он попросил Валю принести новые литеры, чтобы попробовать отпечатать талончики на хлеб, из которых состояла хлебная карточка.
Вале Елисеевой трудно было исполнить эту просьбу. Она работала не наборщицей, а штамповщицей и к шрифтам прямого отношения не имела. Но была знакома с молоденькой наборщицей Марией Сладковой, с которой свела Заламаева и его двоюродного брата. Мария вскоре принесла нужные литеры. Заламаев сделал пробный оттиск на листке бумаги и сказал: «Годится!» Затем он потребовал от Сладковой, чтобы она принесла еще шрифта, а также типографской краски.
Мария попробовала отказаться. Она дала понять, что ей вовсе не хотелось бы заниматься подобным делом. Но Заламаев накричал на нее и сказал, что она все равно уже встала на преступный путь. Он пригрозил, что в случае чего пойдет и донесет на нее. А потом, чтобы запугать девушку, достал имевшийся у него револьвер и покрутил им перед самым ее носом. Сладкова согласилась достать и шрифты, и краску.
Для печатания хлебных карточек требовалась особая бумага, которой Заламаев не имел. Но он недолго ломал голову, где ее раздобыть. Задача облегчалась тем, что листы, на которых печатались карточки, имели в то время довольно широкие поля. Их можно было отрезать и пустить в ход. Заламаев так и сделал.