По требованию герцога
Шрифт:
Роберт покачал головой, на его лице читалась тревога за нее.
— Но Миранда…
— Я не женюсь на Миранде, — выдавил он, гнев пульсировал в нем, когда чувство вины уступило место отчаянию и всепоглощающему разочарованию. Почему бы им двоим не заткнуться о Миранде и браке?
— А Миранда знает об этом? — настаивал Куинн.
— Это не ваше дело, — прорычал он, добавляя ревность из-за беспокойства Куинна к уже растущему клубку эмоций, от которых у него перехватывало дыхание.
— И вы забудете об этом, вы оба.
Он бросил убийственный
— Я женюсь на дочери пэра, как и планировал. Миранда не имеет абсолютно никакого отношения к этому решению. Она никогда не имела и никогда не будет иметь, что бы между нами ни произошло.
Неважно, что она делала его счастливым. Или что она любила его сильнее, чем когда-либо любила любая другая женщина. Или что он знал, что у него никогда больше не будет такой глубины покоя и комфорта, которые он испытал в ее объятиях.
Она была осиротевшей племянницей одного из его арендаторов. По правде говоря, не лучше по социальному положению, чем барменша, продавщица, швея…Его отец никогда бы не принял ее в качестве герцогини.
Он повторил еще раз для пущей убедительности, чтобы убедить себя больше, чем своих братьев:
— Никогда.
Куинн раздраженно повторил:
— Миранда знает об этом?
Роберт мрачно ответил, кивнув в сторону лестницы.
— Теперь знает.
Себастьян повернулся и увидел Миранду, стоящую на верхней площадке, одетую в то же пальто, в котором она была в доме две ночи назад, закрытая от шеи до лодыжек. Только ее волосы, распущенные по плечам буйством рыжевато-светлых локонов, напоминали о том, какой он нашел ее, когда проснулся этим утром, такой милой и любящей. Такой счастливой.
У него перехватило дыхание от острой боли, исходившей от нее. Даже с расстояния в два этажа он мог видеть, как ее зеленые глаза блестели от слез, когда она смотрела на них сверху вниз. Выражение предательства на ее лице опустошило его.
— Миранда, — его голос был хриплым от сожаления. — Я не имел в виду…
Она повернулась и побежала по коридору.
Его внутренности скрутило от раскаяния, Себастьян бросился за ней вверх по лестнице и нашел ее в своей гостиной, ее руки сильно дрожали, когда она быстро откинула назад свои кудри и завязала их той же зеленой лентой, которую он снял с ее волос прошлой ночью. Слезы текли по ее щекам, даже когда она в отчаянии отвернулась от него, и его сердце разбилось, когда он увидел, как она собиралась с силами, чтобы убежать из дома. И от него.
— Миранда, — тихо взмолился он, пересекая комнату и обнимая ее за плечи. Вид ее боли разрывал ему сердце.
— Пожалуйста, послушай…
Она отстранилась и отошла от него. Инстинктивно он знал, что не следует следовать за ней.
— Ты сказал, что я особенная, — прошептала она, не в силах говорить более громким голосом из-за слез, хотя он знал, что заслуживает того, чтобы она кричала на него
— Я знаю, что это не любовь, но…
Она подавилась рыданием, и мягкий звук пронзил его.
— Я никогда не думала, что ты имеешь в виду это.
Он
— Я не имел.
Она повернулась к нему, ее глаза ярко вспыхнули от яростных слез, когда она обвинила:
— Ты про содержание сообщения или о том, как я об этом узнала, Себастьян?
Его глаза встретились с ее, виновато возвращая боль, которую он видел в их бурных глубинах, и ненавидя себя за то, что вызвал ее. Он разочарованно провел рукой по волосам, чтобы не потянуться к ней снова.
— Чего ты хочешь от меня, Миранда?
Его плечи опустились в знак поражения под невыносимым грузом его жизни. И ее любви.
— Что бы это ни было, я не могу этого дать.
Для него ничего не изменилось, как бы ему ни нравилось быть с ней. Неважно, сколько покоя он нашел в ее объятиях или счастья в одной из ее улыбок. Он все еще был герцогом, и он никогда не сможет свободно жениться на ком захочет.
– Я хочу тебя, Себастьян, — выдохнула она душераздирающим шепотом.
Ее мягкие слова пронзили его такой сильной болью, что у него перехватило дыхание. В этот момент он осознал всю любовь и счастье, которые судьба держала перед ним, завернутыми в энергичную женщину с непослушными рыжевато-светлыми волосами и веснушчатым носом — только для того, чтобы их отобрать. Это было невыносимо.
— Я не могу тебе этого дать, — повторил он сдавленным голосом.
— Даже сейчас? — прошептала она, боль в ее голосе разрывала сердце.
— Даже после прошлой ночи и всего, что мы разделили?
Проклиная себя, он тихо признался:
— Даже сейчас.
Она вздрогнула так сильно, как будто он ударил ее, вырвав то немногое, что осталось от его сердца.
— Но ты не женишься на леди Джейн, — прошептала она, быстро моргая, чтобы сдержать слезы.
— Ты сказал мне прошлой ночью, что ты…
Ее голос затих, когда правда медленно проникла в нее, и он наблюдал, как борьба угасает в ней, забирая энергию и бодрость, которые он так любил. Она преобразилась у него на глазах, из прекрасной женщины, стремящейся хвататься за жизнь во что бы то ни стало, превратившись в тусклую тень самой себя. Он никогда не ненавидел герцогство или себя так сильно, как в тот момент.
— Значит, дело не в том, что ты предпочитал Джейн, — прошептала она так тихо, что он едва расслышал ее, но его сердце чувствовало, как каждое мучительное слово вонзается ему в грудь.
— Ты просто никогда не хотел меня.
— Дело не в этом, — вырвалось у него от боли и разочарования, — и ты это знаешь.
Проклятие! Он оказался в безвыходной ситуации, неужели она этого не понимала? Что она хотела, чтобы он сделал — отбросил свои обязательства перед семьей, эгоистично женившись на женщине, которую он хотел, а не на той, которая была бы лучшей для герцогства? Разве недостаточно того, что он должен был нести в себе чувство вины за то, что не был рядом с отцом, когда тот умер? Или она тоже хотела преследовать его, напоминая ему навсегда о счастье и любви, которые он потерял в ней?