Побег из волчьей пасти
Шрифт:
Тамара и Манана закончили процедуры с Эдмондом. Встали.
— Руку, пожалуйста.
Вот, чёрт! Я так засмотрелся на неё, что продолжал стоять истуканом.
«Соберись! — призвал я себя, закатывая рукав. — Не мальчик же! И дыхание успокой!»
Тамара взялась за мою руку. В первый раз я испытал её прикосновение. И как я ни был сосредоточен на том, чтобы дышать ровно, сердце не послушалось. Забилось чаще. Я задержал дыхание. Тамара, низко наклонив голову, внимательно исследовала раны, медленно поворачивая мою руку. Вглядывалась.
Вдруг вскинула глаза на меня и тут же опустила их. Взгляд озорной. И застала меня с дурацким выражением на лице. Я же так и не дышал.
— Не больно? — в интонации явно читалась улыбка.
— Нет.
Можно было не сомневаться, что проделала всё это специально. Знала, что подловит меня. И хотела убедиться в своих предположениях. Убедилась. И была уверена теперь, что нравится мне. Поэтому и улыбка.
— Как это случилось?
Я медленно выдохнул. Неожиданно понял, что заметался, думая, как ей ответить.
«Начну рассказывать в подробностях, могу показаться хвастунишкой. Ей, конечно, не привыкать. В Грузии мужчины любят прихвастнуть и приукрасить. Но мне совсем не хочется таким показаться».
— Так… Упал случайно, — ничего умнее не придумал.
Тамара уже накладывала повязку.
— Видно, много раз падали! — и хотя в её ответе прозвучало сочувствие, но было очевидно, что она иронизирует, тем самым подтверждая наивность моей версии.
«Вот же… Она еще и остроумная. И соображает быстро. Что теперь? Отнекиваться? Соглашаться? Она же слышала мой рассказ во дворе! И так, и эдак буду выглядеть идиотом!»
— Да. Много, — я нашёл в себе силы усмехнуться.
Она среагировала на усмешку. Опять подняла глаза. Теперь смотрела чуть дольше. Оценивала. Я улыбнулся. Пожал плечами.
— Манана, подержи руку вот здесь, — обратилась к служанке.
Манана держала мою руку. Тамара накладывала очередную повязку.
«Она же мне коротко кивнула. Я же видел. Ей понравился мой ответ! Что я не хвастаюсь. Что я могу над собой посмеяться! Умная девушка!»
Тамара продолжала аккуратно бинтовать. Голова её склонилась ниже. Поневоле я чуть наклонил корпус. Мне очень хотелось сейчас почувствовать её запах. Я понимал, что, конечно, хочу еще и обнять её. Но теперь, когда обнять было невозможно и недопустимо, то хотя бы уловить запах. Она заметила моё движение. Её рука замерла. Тут же замер и я. Мы оба застыли. И оба не дышали.
Это был тот самый удивительный, редкий и ничем необъяснимый момент, когда два человека, едва знающие друг друга, сказавшие друг другу всего несколько слов, вдруг с очевидной ясностью понимают, что влюбились. Навылет.
Встречаются в жизни мужчины, которым кажется, что стремительность и глубокое чувство — понятия несовместимые. Несчастные люди! Они не знают, что такое любовь, которая поражает до смерти, как черкесский кинжал. Как финский нож, выскочившего из переулка убийцы!
— Что-то не так? — чуть не
— Все хорошо! — радостно выдохнула Тамара. — Да, Коста?
— Да, Тамара!
— Нужно будет вас завтра отвезти на серный источник. Мёд, конечно, поможет. Но источник быстрее заживит ваши раны. — Тамара вытирала руки полотенцем, которое ей протянула служанка. — Проверено!
— Да. Да! — тут же подтвердила Манана.
— Разве мы можем ослушаться? — я улыбнулся. — Если надо, значит, поедем.
— Спокойной ночи! — кивнула Тамара.
— Спасибо большое! Спокойной ночи!
Девушки вышли. Я выдохнул и стал раздеваться.
— Коста! — раздался насмешливый голос Спенсера. — Тебе нужно научиться скрывать свои чувства!
— И тебе не стыдно?! Что подсматривал?
— Нет!
— А ещё считаешь себя джентльменом!
— Да, я джентльмен! А ты, Коста, влюбился!
— Пошёл к чёрту!
Эдмонд рассмеялся.
— Я лучше посплю, — ответил он, удобнее укладываясь. — Я тебя понимаю, друг. Тамара — замечательная девушка. Ты же не станешь это…
— Нет. Отрицать не стану. Удивительная девушка!
— Но спешу тебя успокоить…
— Каким образом?
— Ты ей тоже нравишься. Я слышал это!
— Спи уже, оракул! Только, прошу, теперь засни по-настоящему!
Ответа не последовало. Вот, поди, теперь догадайся: на самом деле заснул или притворяется? Я вздохнул.
«Спенсер прав. Да и я это знаю. Я влюбился. Разбираться сейчас в этом — смысла нет. Копаться в себе тоже. Это — данность. А вот, что мне сейчас действительно нужно так — поспать. Утро вечера, как говорится…».
… — Коста! Коста!
Я вскочил. Совсем не утро. Глубокая ночь. Хриплый задыхающийся голос Спенсера. Очень напуган. Спросонья, шаря рукой, свалил свечу на пол.
— Что случилось? Война?
Наконец, поднял свечу. Руки дрожали, когда зажигал её. Подошёл к Спенсеру. Вид у него был ужасный. Пот градом. Майка насквозь мокрая. Судорожно дышит.
— Эдмонд, успокойся!
Я приладил свечу. Потом обнял Спенсера, приподнял, усадив. Поправил влажную подушку. Бросился за полотенцем. Начал вытирать пот с его лица.
— Потом. Потом. Это потом, — рукой куда-то указывал.
Я оглянулся.
— Будь любезен, дотянись до моего саквояжа в мешке.
— Что-то нужно?
— Да, да. Там сверху…
Я уже рылся в мешке. Достал его записи.
— Да, да.
— Эдмонд, сейчас не время делать записи! Прости, но ты и карандаша в руке не удержишь!
Спенсер попытался засмеяться.
— Мне всегда нравилось твое чувство юмора.
— Мне тоже нравится чувство юмора англичан. Но сейчас не об этом. Зачем тебе записи? Тебе нужно поспать.
— Это не мне.
— То есть?
— Это тебе.
— Эдмонд!
— Коста, прошу тебя… — Спенсеру пришлось несколько раз набрать воздуха, чтобы суметь продолжить говорить. — Прошу тебя, послушай…