Побег из волчьей пасти

Greko

Я кивнул, согласившись помолчать.

— Совершенно очевидно, что ты не выберешься из этой передряги с таким грузом, как я…

— Эдмонд!

— Коста, ты обещал… — Спенсер закашлялся.

Я замолчал.

— Сейчас нужно руководствоваться не эмоциями. Эмоции вообще, часто самый худший советчик человека. Сейчас нужно руководствоваться трезвой оценкой ситуации. И эта оценка, согласись, диктует единственно возможный выход. Ты должен бросить меня здесь, а сам должен выбраться. И выжить. Ты молод. У тебя вся жизнь впереди. У тебя сестра, племянник. Ты должен вернуться к ним.

Или к девушке. Но прежде, это моя последняя просьба, сделай так, чтобы эти записи попали в руки моих соотечественников. Все-таки, это путешествие, как выясняется, оказалось главным делом моей жизни. И совсем не хочется, чтобы этот отчет сгинул вместе со мной… Так ты выполнишь моё последнее желание?

— Не выполнить последнее желание приговоренного к смерти?! Это негуманно и нецивилизованно! — я усмехнулся.

Спенсер напрягся.

— Опять ты шутишь? — вопрос выдавал его неуверенность в моем отношении к его речи. Практически, к собственному некрологу.

— Надеюсь, ты предложил мне это из добрых побуждений, желая сохранить мне жизнь. А не потому, что был уверен, что я с радостью ухвачусь за протянутую мне палку. Вздохну с облегчением, освобожденный из болота своих обязательств?

— Коста! Как ты мог такое подумать?! Нет, конечно! Я знаю, что ты человек чести и слова! Ты не раз и не два мне доказывал это. Как ты мог?! Но сейчас, посмотри! Очевидно, что я умираю!

Я отвернулся. Спенсер запнулся. Молча наблюдал, как я укладываю его записи обратно в мешок. Уложив, посмотрел на него.

— Это означает «нет»? — усмехнулся Эдмонд.

— Не только.

— Что еще?

— То, что ты больше никогда не будешь даже заикаться на эту тему.

Спенсер покачал головой.

— Но почему, Коста? Почему?

— Во-первых, потому, что ты не умираешь. Ты себе возомнил невесть что. Паническая атака. Только и всего.

— Нет, нет…

— Да, да. Это обычный кризис болезни. Её наивысшая точка.

— Пусть так! Но ты же знаешь, что после такого кризиса человек или…

— Никаких или. Ты выживешь!

— Почему ты так уверен? И что ты там копаешься?! — тут Спенсер попытался заорать, выказывая своё недовольство и недоумение.

Я улыбнулся. Последнюю минуту, демонстративно отвернувшись от Эдмонда, я копался в поклаже. Искал свежее бельё. Но более думал, что таким показным равнодушием смогу сбить его панику, привести в чувство. Нет, я не был уверен на все сто, что кризис закончится благополучно. Но и самому сейчас поддаваться панике, бегать с воплями и дрожащими руками было невозможно. А его естественная реакция на демонстрируемый мной зад в тот момент, когда он, по его же мнению, «прощался с жизнью», говорила о том, что «пациент, скорее жив, чем мёртв»!

Захватив свежее бельё, подошёл к постели «умирающего».

— Таак! — потянул. — Простыни, полагаю, тоже мокрые?

Спенсер растерялся. Кивнул. А дышал, между тем, уже чуть ровнее.

— Угу, — я задумался. — Тогда доспишь на моей постели. Ну-кась!

Я начал стаскивать с него исподнее. Эдмонд подчинился, как ребёнок.

— Помнишь, ты втолковывал мне, что у Англии нет ни вечных друзей, ни незыблемых правил — исключительно текущие

соображения, конкретные задачи? — я тщательно вытирал его полотенцем.

— Да, конечно! И сейчас не откажусь от этих слов. Только не пойму: причем здесь это?

— Сейчас поймешь. Безусловно, исходи я из исключительно текущих соображений, я, конечно, должен был бы бросить тебя здесь, уж извини, подыхать. Или, даже раньше. В Кутаиси, например. Так?

— Дааа…– Спенсер выдавил согласие.

— Нет, Эдмонд. Нет. Может, стране и позволительно так себя вести, в чем я абсолютно не уверен… А, положа руку на сердце, считаю такое поведение и такие правила — попросту погаными. Но человеку так себя вести нельзя. Иначе — вымрем. И кому тогда нужна будет твоя Англия? Твои записи?

Спенсер молчал.

— Я расскажу тебе одну восточную притчу. Мастер и его ученик кладут кирпичную стенку в три кирпича шириной. Уже, практически заканчивают. И выясняется, что не хватает нескольких кирпичей, чтобы стена была готова. Мастер вздыхает. А ученик ему говорит, мол, в чем проблема? Давайте в середину положим не кирпичи, а засыплем ломом, крошкой. Сверху закроем целыми кирпичами. Как раз хватит. И будет все — шито-крыто. «Да, — отвечает мастер. — Мы, конечно, можем так сделать. Но только два человека будут об этом знать. И им всю жизнь будет очень стыдно!» «Кто ж об этом может знать, мастер?! — удивился подмастерье. 'Ты и я!»…

Спенсер молчал.

— Да, ты меня освободил от моего слова. Но, поступи я сейчас так, как ты предлагаешь, может и выживу. Но и только. Жизни уже не будет. Даже, если и проживу до ста лет.

— Я не хотел тебя обидеть, Коста… Просто…

— Просто это нецелесообразно?

— Да.

Я подхватил его. Перетащил на свою постель. Уложил. Накрыл одеялом. Эдмонд был не очень хорош. Но зато уже не паниковал. А это — больше чем полдела на пути к выживанию.

— И, кстати, про железные принципы твоей ненаглядной Англии. Уж, прости…

— За что?

— Ну, я подумал, когда еще мне представится момент все тебе высказать начистоту? Мало ли. Вдруг, действительно, ты… — я изобразил мертвого, сложив руки на груди, закатив глаза и высунув язык.

Эдмонд, борясь с кашлем, засмеялся.

— Ты, все-таки, иногда бываешь невыносим!

— Так ты — хороший учитель, а я способный ученик!

— Прошу тебя! Ты теперь хочешь, чтобы я помер от смеха! Черт с тобой! Выкладывай про Англию!

— Безусловно, великая страна. Такая история! Такой вес! Столько колоний!

Спенсер на каждый довод не без довольства покачивал головой. Я наполнил кружку водой. Поднес её ко рту Эдмонда.

— А ты не думал… — Спенсер жадно осушил всю кружку. — Еще?

— Нет. Продолжай.

— А ты не думал, что рано или поздно все это величие растает?

— Такого, конечно, нельзя исключить…

— Нет. Нельзя. И, допустим, лет через сто от всех ваших колоний останется… — я «задумался», — пара мелких островов где-нибудь на краю света. У берегов, например, Южной Америки. И все ваше величие будет заключаться в том, чтобы изо всех сил защищать, в общем, не особо важные островки, чтобы доказывать миру свою силу?