Побег из волчьей пасти

Greko

— Далеко ещё?

Я вынужден был расклеить рот, перевёл.

— Нет. Минут десять.

Эдмонд, выслушав, кивнул.

— Ну, теперь ты сам. Я сделал всё, что мог! Смелее!

— Что он сказал?

— Сказал, что едешь, как невеста черкесского князя! На луке седла и вся в белом! — «перевёл» я, не подумав.

Тамара посмотрела на Спенсера. Неожиданно улыбнулась. Эдмонд, не до конца понимавший причину этой улыбки, как истинный джентльмен, улыбнулся в ответ, чуть склонив голову.

— Вся в белом? — переспросила Тамара.

—

Хочешь, расскажу, как принцессы из Карачая одеваются? — обрадовался я. Нужно было срочно сменить тему.

Тамара горячо закивала. Я описал, как в горах встречали карачаевскую княжну и ее наряд.

— Черкесские девушки в аулах любят голубые шелка носить и длинные распашные кафтаны с серебряными застежками в виде раковин, — продолжил я свой рассказ. — На голове — шапочка из алой ткани, накидка. Лиц не прячут. И ножки босые из-под турецких шальвар видны.

— Неужто босиком бегают по двору? — поразилась Тамара, пропустив намек про лица.

— Нет. На улицу надевают сафьяновые чувяки или деревянные сандалии.

— Вот бы друга твоего спросить, в чем в Англии дамы ходят?

— Зачем его беспокоить? Сам тебе расскажу.

— Ты и в Европе бывал? — ахнула будущая царица.

— Врать не буду. В Европе не был, — пришлось здесь соврать, но куда деваться? — Но на заграничные моды насмотрелся и в русском посольстве в Константинополе, и в Одессе, и в Крыму.

— Ты много где побывал… — вздохнула Тамара.

Мое сердце забилось, как бешеное. Ее женское чутье безошибочно подсказало, что малейший восторг мужчиной превращает его в льва, способного горы свернуть. Я немедленно распушил хвост и в деталях описал Тамаре наряды Нарышкиной и платья сестры. Вспомнил даже про модные в Одессе кольца сердца. Юная красавица лишь ахала восторженно. Пальцы, лежащие на ее талии, то и дело ощущали легкую дрожь, которая иногда пробегала по ее телу от наиболее интересных для нее подробностей. Чувствовалось, что она в своих мыслях могла улететь на одесские Бульвары, чтобы смешаться с разряженной толпой, фланирующей под звуки оркестра. Или в посольский сад в Бююкдере, где лакеи разносили дамам вино. А я еле сдерживал себя. Так мне хотелось сейчас коснуться губами её шеи. Пусть даже через накрывавшую её ткань.

Наш волнующий обоих разговор прервало появление странной процессии. Вдоль обочины двигалась толпа не то солдат, не то оборванцев. На одном был поношенный мундир, на другом — потемневшие от грязи белые брюки, на третьем — фуражка без козырька с полуоторванной кокардой. Они будто разграбили склад обмундирования, прихватив что кому досталось. И теперь шли сдаваться властям, загребая придорожную пыль босыми ногами.

— Кто эти люди, Тамара? — спросил я в полном изумлении.

Глава 24

Охотники за руками

— Это рекруты-карабинеры из Эриванского полка, — пояснила грузинка. — Их командир, князь Дадиани, строит неподалеку винокуренный завод. Вот и установил солдатикам наряд работать

на него почти бесплатно. Платит беднягам медной монетой и держит впроголодь. Мы их подкармливаем.

Эх, ничего в России не меняется. В будущем станут призывников гонять на строительство генеральских дач, а ныне — вот оно как! Спиртзавод — это же золотая жила во все времена!

Тамара отвлекла меня от грустных мыслей, потянув за рукав.

— Подъезжаем! — сказала.

Я спрыгнул с коня. Тамара протянула руки. Я подхватил её. Спуская на землю, опять не удержался, чуть прижал к себе. Тамара не сопротивлялась. Позволила продлиться мгновению, чуть больше положенного. И взгляда не отвела.

…Трудно было не понять, что мы — у серных источников. До высококлассного спа им было далеко. Из груды камней вытекала горячая вода. Над ней клубился лёгкий пар, воняло тухлыми яйцами. Минеральная вода заливала все вокруг, образуя обширную разноцветную лужу желтых, синих и белых оттенков. Она немного не достигала берега Риони. Мы осторожно повели Спенсера к сердцу источника.

— Ты бы ноги не мочила, княжна! — предложил я Тамаре.

Она лишь отмахнулась, не среагировав на «княжну». Покрывало, чтобы не испачкать, оставила на коне, воровато оглядевшись по сторонам. Под чадри оказался красивый платок и уже продемонстрированная мне вуаль.

«Если все грузинки так ходят, их мужья, наверное, называют их многослойной капустой. Не от этой ли женской моды пошло французское обращение к милым „ма шу“ — моя капусточка?!» –подумал я, непонятно чему умиляясь.

— Снимай повязку с ладони и окунай свою руку в воду! — приказала Тамара. — А я инглез-беем займусь!

Она набрала минералку в бутылку. Размотала повязки Эдмонда и принялась осторожно промывать его раны.

Я исполнил, что мне повелела царица (да-да, уже царица! А как иначе?). Размотал бинты, опустил руку в воду. И совсем не думал о своих ощущениях, не обращал внимания на довольно приличную — градусов 45 — температуру воды, на тухлый запах. Я смотрел на Тамару.

«Может, я всё это выдумал? И нет никакой химии? Я не про себя. Со мной всё ясно. Хорошо себя знаю. Точно влюбился. А она? Может, просто играет? Она же очень умная девушка. Поэтому всё видит. Чувствует. Понимает. И, значит, я зря хвост распушил. А она просто смеётся. Какой девушке не понравится такое внимание? Уж тем более, когда ей нет и семнадцати, а влюблённому остолопу — за тридцать?! И как проверить?»

Я громко вскрикнул. Растерянный мозг не придумал ничего лучшего, как подобную детскую выходку. Но иногда примитивные методы срабатывают.

Тамара тут же резко обернулась. В глазах — испуг. Тут же бросилась ко мне, не обращая внимания на лужи, грязь.

— Что? Что случилось? Ты поранился?

Уже схватила мою руку. Осматривая, гладила её. Подняла глаза на меня. Я смотрел с улыбкой. Она всё поняла. Набрала воздуха. Теперь смотрела строго.

— Никогда, слышишь, никогда больше не смей так делать!