Побег от прошлого
Шрифт:
– Вы его друзья, я правильно понимаю? – тихо, чуть ли не шепотом спрашивает миссис Симз, что не мешает нам отчетливо слышать каждое слово.
– Да, мы его друзья, - подтверждает Мелло, а мы с Саю поддакиваем. – Учимся в одной группе в университете. И хотели спросить вас…
– Бедный, бедный мальчик… - произносит она, сокрушенно качая головой. – Как хоть он там? Я уже столько лет его не видела… Хотя, раз его усыновил губернатор, наверное, ему не на что жаловаться.
– Мы хотим знать, что с ним произошло… тогда… - негромко спрашивает Саю, оценивающе оглядывая женщину, словно пытаясь понять, реально ли от нее вообще чего-нибудь добиться. – Вам ведь это известно, не так ли?
Женщина шумно втягивает воздух
– Разумеется, я все знаю. – И поднимает на нас свои безжизненные глаза, и, судя по взгляду, ей очень хочется расплакаться, но она уже забыла, как это делать.
– Вы поделитесь с нами? – интересуюсь я, будучи готовой принять любой ответ. Упрашивать ее я не собираюсь. Судя по всему, она из той породы людей, которые в любом случае сделают все по-своему.
– Это было целых тринадцать лет назад, - задумчиво говорит она, словно силой вытягивая из себя слова. – А я до сих пор помню тот вечер до мельчайших деталей. Ясная, безоблачная погода. Пациентов в тот день почти что не было, большинство палат были пустыми, а потом… Потом начался сущий ад… Поступали раненые с многочисленными огнестрельными ранениями, много, очень много… И он был среди них. Маленький мальчик. Кристофер Джонсон. Десяти лет отроду. По телевизору уже вовсю трубили о перестрелке на Мемориал Драйв. Что эти ублюдки сделали с ребенком… Непростительно!
Она на несколько минут замолкает, не то собираясь с мыслями, не то давая нам время обдумать уже сказанное. Выходит, Ниа все же был с родителями в момент их смерти и видел все. И сам в придачу пострадал.
– Когда его привезли, он уже был одной ногой в могиле и, казалось, шансов на спасение его жизни нет. Тем не менее, каким-то чудом он все же выкарабкался… Ему выстрелили в голову, прямо вот сюда, - она указывает пальцем на свой затылок. Обычно это смертельное ранение, тем более для ребенка. Но он выжил. Выжил даже после того, как его, сочтя мертвым, как и его родителей, сбросили в реку. Благо, нашелся сердобольный прохожий, не побоявшийся тут же нырнуть следом. Я не представляю, через что пришлось пройти этому бедному мальчику… Его волосы поседели за долю секунды до того, как пуля вошла в его голову. Почти год он провел в коме, на грани между жизнью и смертью… А так как своих детей у меня никогда не было, я заботилась о нем, как о своем собственном сыне. А потом весть о нем дошла до губернатора, который вызвался сам оплачивать его лечение и операции. Но самое главное… Пуля в его голове. Технологий того времени оказалось недостаточно, чтобы извлечь ее… Так что она все еще там. И в этом вся проблема…
Повисает молчание, полное недоумения, ужаса и нежелания верить в услышанное. Но, не поинтересовавшись моим мнением на этот счет, логическая цепочка сама выстраивается у меня в мозгу, и я уже знаю, что сейчас скажет миссис Симз. И судя, по отчаянию, застывшему в глазах Саю, и по пустому взгляду Мелло, я не одна такая. Сама же женщина вновь опускает взгляд на свои колени, и ее плечи начинают судорожно подрагивать, хотя слез все равно нет.
– Его главный лечащий врач, доктор Тсубаса, пришел к выводу, что в связи с этим, он сможет протянуть не больше, чем пятнадцать лет.
Сказав, наконец, это, миссис Симз закрывает лицо руками, размазывая по щекам столь ожидаемые ею слезы. А мы поспешно встаем с дивана и уходим, ибо чувствуется, что теперь, когда она выговорилась, наше присутствие для нее невыносимо. Но, когда мы доходим до бумажной перегородки, являющейся дверью в гостиную, миссис Симз окликает нас.
– Пожалуйста, если вы действительно его друзья, сделайте так, чтобы он был счастлив. Хотя бы эти два года. Прошу вас, умоляю. После всего, через что он прошел, он заслуживает счастья.
Мы ничего не говорим в ответ, только Саю вновь подходит к женщине и крепко ее обнимает, шепча ей что-то на ухо.
А потом мы просто уходим.
Мы
– А я наконец-то понял, откуда взялось имя Нейт Ривер, - внезапно произносит Мелло, вырывая меня из омута размышлений и прерывая шмыганье носом Саю. И мы с ней синхронно поворачиваемся к нему. – «Nate» в переводе с итальянского значит «рожденный». Рожденный рекой…
========== Том 3. Глава 33. Последствия ==========
Когда мы приходим домой, Ниа уже сидит в гостиной, словно знал заранее, что именно сегодня нам все станет известно. При этом он все еще сохраняет на лице обычное для него пофигистичное выражение, но теперь нам известно, каких усилий ему стоит делать вид, что ничего не происходит. Не представляю, каково это – знать, что тебе осталось жить всего ничего… Нет, все люди смертны, и с этим ничего не поделаешь, но большинство из нас все же пребывает в счастливом неведении относительно даты собственной смерти. Но с уверенностью можно сказать одно – это определенно кардинально меняет твое мировоззрение. И наверняка здорово притупляет интерес к чему бы то ни было. Достаточно хотя бы вспомнить безразличие Ниа к бушующему красками окружающему миру.
И вот сейчас он сидит на диване и, отложив в сторону газету, которую читал до этого, смотрит на нас долгим, но совсем даже не печальным или обреченным взглядом. Честно говоря, я, пожалуй, даже не возьмусь разобраться, что этот взгляд означает. Может, удовлетворение от того, что теперь нам все известно. Может, укор, дескать «Ну что, довольны? Ходячего трупа вздумать обидеть». Черт его знает, с Ниа никогда ничего не знаешь наверняка. Хотя последнее скорее относилось бы к Бейонду, которого сейчас с нами нет. Но одно можно сказать со стопроцентной уверенностью – он точно знает, что теперь нам все известно.
Первые минут пять мы втроем просто стоим в дверях гостиной и смотрим на него, не говоря ни слова. Я, например, просто не знаю, что можно сказать в такой ситуации. Будь на месте Ниа кто-то другой из нас, я бы, может, еще поняла, чего он хочет. Может, подбадриваний или утешений. Но Ниа определенно не нуждается ни в том, ни в другом. А психолог из меня тот еще. Я не Саю, которая может уловить и понять настроение собеседника по углу изгиба его правой брови. Впрочем, кажется, сейчас Саю тоже не до психологических изысканий. За то время, что мы шли к дому, она хоть и справилась со слезами, но все равно периодически судорожно вздрагивала и всхлипывала. Однако в силу своего характера бойца она решительно пытается дать последующей истерике красный свет – это видно невооруженным взглядом. Так что, увидев Ниа сейчас, она определенно растерялась ничуть не меньше моего. На автомате смахнув вновь навернувшиеся на глаза слезы, она просто смотрит на Нейта, едва заметно качая головой. Да, на Нейта… Или на Ниа… Или же на Кристофера… Поди тут разберись в его многочисленных именах!
Наконец, устав от этой игры в молчаливые гляделки, я перевожу взгляд на Мелло и диву даюсь. Он, в отличие от нас, кажется, ничуть не растерян, не подавлен, нет. Вместо этого он скрипит зубами и, с силой сжав кулаки, явно сдерживается, чтобы не разразиться приступом брани.
– Ты!.. – наконец, нарушает повисшее молчание он, но поток эмоций захлестывает его с головой, так что он не может закончить свою мысль, обрывая ее на полуслове. – Ты!..
– В чем дело, Михаэль? – невозмутимо спрашивает Ниа, и в его голосе не слышится ни интереса, ни веселья, ничего, кроме отстраненности от всего и, в особенности, от нас.