Под горой Метелихой(Роман)
Шрифт:
Вот и сегодня, направляясь к дому лавочника, Николай Иванович собирался поговорить с Маргаритой Васильевной, помочь, подсказать, как и чем украсить читальню. О том, что произошло ночью во дворе Нефеда, учитель знал, и где-то далеко и пока еще смутно в душе у него ворошились подозрения, что это не просто воровство: Артамонов-старший, как и Андрон, держался обособленно, но ближе к Екиму и Карпу, осенью еще вывез хлеб, и без напоминаний.
В доме Кузьмы — в правой его половине, где была лавочка, — работали плотники. Окна были выставлены, и на
В дом Николай Иванович зашел со двора, в сенях столкнулся с Улитой. В подоткнутой юбке, босая, с деревянной лоханью на проволочной дужке, прошлепала она мимо учителя. Тут же повернулась, свободной рукой распахнула дверь.
— По Маргарите Васильевне стосковались? Ну, теперь-то ей лучше будет. Свободнее, — пропела Улита с ядовитой улыбочкой, напирая на последнее слово. Заправила выбившиеся из-под платка черные волосы, откинув при этом больше, чем следует, вверх локоть. Прищурилась из-под руки.
«Хороша, чертовка!» — безотчетно промелькнуло в голове Николая Ивановича.
— Что это в школе тебя не видно? — спросил он Улиту позже, прерывая свой разговор с Маргаритой Васильевной и припомнив, что давно уж не ходит Улита на занятия к Верочке.
— Обидели вы меня, — проворно передвигая скамейки и протирая их тряпкой, ответила та, не поворачивая головы.
— Я обидел? Когда же это?!
— А на спектакле, когда заводские приезжали. — Улита выпрямилась, скова заправила волосы, но теперь уже не отводя в сторону локтя. Кивнула на раскрытый «Лапоть»: — Неужто я такая же, как тут вон, в самом-то деле?
— Но в пьесе не было сказано, что это Улита.
— Мало ли… — Улита загремела ведром. — То «делегаткой будешь», а то уж и невесть что. И вовсе нечего там мне делать в таком разе. А может, я грамотная! Записалась — думала, давать что-нибудь будут.
Улита хлопнула дверью.
— Видали? — сказал Николай Иванович Маргарите Васильевне, когда Улита так же сердито хлопнула и калиткой. — Этой пальца в рот не клади! С характером… — А про себя подумал, провожая взглядом Улиту до самой ее избенки: «Тут что-то иное».
Утром на другой день Николай Иванович с председателем сельсовета отправились в Кизган-Таш. Перед отъездом в деревню их обогнали на взмыленной лошади братья Артамоновы. В санях сидели еще двое: Пашаня и Филька. Все были пьяны. На раскате Пашаня вывалился. Нефед, не оборачиваясь, погнал дальше. Пашаня сунулся ничком в сани к Роману.
— Ишь, чё удумали, — силясь привстать и давясь икотой, хрипел он, — конокрады-то, грит, у вас же в деревне живут. А вот и посмотрим чичас, так ли оно. Поглядим! Пяту деревню шерстим, в Большой Горе ночевали.
— Почему же вы думаете, что лошадь Нефеда именно здесь? — спросил Николай Иванович. — Если так, почему сразу сюда не приехали?
— А это у нас вроде облавы. Сперва-то круг по-ширше дали, верных людей упредили, вечор — круг ополовинили. Таперя — в самую что
Лошадь нашли среди скирд овсяной соломы, подняли всю деревню. Пашаня ударил Хурмата, татарин выхватил нож, Нефед — вилы. В свалке убили бы не одного, но Роман бросился в середину между озверевшим Нефедом и Хурматом, выстрелил вверх из револьвера.
— Всё это — очень грубая подделка, — говорил потом учитель каменнобродцам, — прав был Хурмат: воры живут в нашей деревне! И это, товарищи, не простое воровство. Здесь политика. Люди- преследовали определенную цель: озлобить против татар не только Нефеда. И — неумно, очень неумно сработали!
На холмах земля подсыхала. Снова приехали шефы. Опять собирали мужиков в школу. Николай Иванович по дворам ходил, с глазу на глаз с хозяевами беседу вел. Озерная улица вся в артель записалась, а с Верхней всего пять дворов. Потребовали землемера. Отрезал он для артели Длинный пай. Староста продал одну лошадь, крышу железную с дома снял, разобрал на дрова пристройку. Потом с заявлением в артель пришел к Роману Васильевичу — не приняли.
Председателем артели Романа Васильева выбрали: мужик он непьющий, хозяйственный. Зимой его в партию приняли и кузнеца. Николай Иванович крепче на ноги стал: хоть и мало партийцев в ячейке, всего- навсего трое, но это уже организация. И у Верочки в комсомоле человек восемь — по тем временам сила! Однако Верхняя улица на своем стояла: над нами не каплет, поживем — увидим.
Перестал Андрон ходить в школу. Ничего не могла понять Кормилавна: другие-то, кто побогаче, хозяйство ополовинили, а этот лошадь вторую — чистых кровей кобылицу — выменял, озверел в работе. На кого старается? Не ровен час — всё под метлу заберут…
В эту же весну чуть не умер Валерка. Когда вздулась река, провалился он в воду. Вытащил его Володька, сам едва выбрался; с головой пришлось окунуться. Обсохли на берегу. Отцу побоялся признаться Валерка, а утром не встал с постели. Дней через десять лишь слабеньким голоском на Метелиху попросился. Посмотреть на разлив Каменки, на леса. Сидел Валерка на камне, опираясь спиной о ноздреватый выступ, под глазами круги темные, пальцы тонкие, восковые. И жилка тонюсенькая на виске еле приметно бьется. Дышал, как цыпленок, ртом.
— Хорошо здесь, папа, — сказал отцу перед вечером, — ты и завтра меня сюда же… Ладно?
Отдышался Валерка, выжил, а Володька в доме учителя совсем своим человеком заделался. Только Верочка всё еще не замечала настороженного взгляда Володьки, всё посмеивалась, когда повернется неловко или уронит что.
К пахоте трактор пригнали. От мала до велика высыпала деревня за околицу глянуть на железного коня. И как он будет пахать? Да и родит ли еще потом земля, не провоняет ли керосином? Всякие были разговоры. А только трактору всё нипочем. Быстро большой клин в яровом поле подняли. Никогда не пахали так раньше.