Под горой Метелихой(Роман)
Шрифт:
Был человек на селе, с которым можно бы посоветоваться обо всем, что обработки земли касается, да и тот от жизни мирской уединился. Отец Никодим получше всякого агронома угодья окрестные знал, а только вот уже скоро полгода не видно его на селе. Вскоре после того, как сгорел хутор Пашани, как старосту бывшего расстреляли, в последний раз над деревней колокол церковный звонил. Вышел тогда отец Никодим к народу с проповедью, проговорил в глубокой тоске:
— Ведомо мне, православные, что червь сомнения точит мятежные души ваши и многие из находящихся здесь озлоблением преисполнены к совершающимся вокруг нас изменениям.
Земным поклоном на три стороны поклонился отец Никодим, снял парчовое облачение, положил на аналой, поверх — крест наперсный серебряный — и ушел. В голос завыли бабы, старухи на коленях ползли за ним, протягивая костлявые руки. Не остановился отец Никодим, шагов своих не замедлил, — так и прошел среди расступившихся прихожан — непомерно огромный, с перепутанной на плечах гривой, с лицом каменно неподвижным.
Закрылась церковь. До весны простоял с заколоченными окнами поповский дом, а сам Никодим перебрался на жительство в лесную сторожку, перевез туда своих пчел и совсем перестал показываться на людях.
— Пережил себя человек, — сказал про него Николай Иванович, — тяжело ему, верно. Такие люди не часто встречаются, и врагом его я не могу назвать. Нет!
Радужная бумажка не давала Мишке покоя. На другой же день мать разменяла ее в кооперативе; масла принесла конопляного, ситца на платья ребятишкам, чаю кирпичного плитку, леденцов в кулечке, к лампе семилинейное стекло.
Светлее стало вечерами в избе. Лежит на полатях Мишка, прикидывает: а сколько же сдачи осталось? По его расчетам, получалось никак не меньше двух червонцев; деньги! Было бы столько в кармане, махнул бы на станцию, да подальше куда-нибудь на подножке товарняка. В тайгу бы, где золото роют… Единственный раз довелось видеть Мишке золотой червонец: как-то, до раскулачивания еще, Филька на вечеринке бахвалился.
Андрон тогда помешал: «Прибери деньги-то», — ну мать и сунула их за пазуху, рублевки и той не дает, чтобы в лавочку добежать. И всё же, как ни прятала Дарья сдачу, раз оставила узелок под подушкой. Не успела мать ведро с помоями вынести, шмыгнул Мишка с полатей, озираясь развернул тряпицу, — две пятерки и трешка; мало! Трешку зажал в потных пальцах, завертелся у печи на одной ноге, будто косточку об стояк зашиб, мать ничего и не подумала.
Дня через три хватилась Дарья — нету одной бумажки. Заново в голове всё перебрала, на что и сколько истрачено, — не хватает; сунулась по карманам, должно бы мелочи быть с полтинник, — и этого нет. Девчонок, тех и пытать не надо: леденца одного не спросясь с блюдечка не возьмут, на что им деньги! Вспомнила, как Мишка по избе кружился, на кровать потом привалился со стоном.
«Так это же он, не иначе, узелок обратно совал под подушку! Вот расподлое семя!»
И другое припомнилось: сколько раз из окна примечала: вертится сын возле погреба, в яму зачем-то спускается. То же самое и сегодня: в погреб
Накормила Дарья сынишку (так и живет некрещеным), спеленала, уложила его меж подушек, приготовила скалку, под рукой чтоб была, когда Мишка вернется, а самой в погреб глянуть не терпится.
Спустилась, чиркнула спичку, — от спертого воздуха тошнота подкатила под горло. Ну и сынок, весь в родителя! На крыльце потом долго сидела, не могла отдышаться.
Уехать бы поскорее в деревню. И в школу было бы близенько бегать ребятишкам; старшая вон пропустила зиму: обуть на ноги нечего; да и самой бы не ходить за четыре версты на коровник. А Андрон о переезде-то больше не поминает, и председатель молчит. Не до этого им сейчас: сев начался.
«В пастухи, может, Мишку возьмут? — с надеждой подумала Дарья. — Всё бы кусок на себя заработал. Честь-то невелика, конечно, последнее дело пастушечья должность, да больше ничего не остается».
По двору, меж втоптанными в землю обломками бревен и остатками лужиц, потряхивая лапками прошел кот. Потерся усатой мордой в ногах у хозяйки, выгнул спину, зажмурился от удовольствия, поточил о перильца когти и, так же неслышно переступая своими пуховичками и извиваясь всем телом, направился в огород.
Бездумным взглядом проводила Дарья кота до самой бани. Еще посидела, встала, за скобу взялась, обернулась при этом: показалось ей, что у бани дверца открыта и дымок желтоватый тянет под крышу.
«Не девчонки ли вздумали для кукол своих топить баню? Ума хватит на это, — беззлобно подумала Дарья, — у каждого своя забота».
Подошла тихонечко, к оконцу пригнулась: босой лежит на полу Мишка, спит. На каменке сохнут его портянки, а на лавке — пустая четвертинка от водки с наклейкой фабричной, пробка и половина луковицы. И сковородка тут же, кот вылизывает ее старательно.
До тех пор била мать Мишку, пока руки не устали. Била молча, до исступления. Дома дверь на крючок закрыла, холодной воды ковшик выпила, сунулась на кровать ничком.
Сбежал Мишка, две недели не было его дома; заявила Дарья об этом в сельсовет. Так и сказала: «Если поймают где, пусть сразу же в тюрьму сажают: не убил кого, так убьет». Как-то пришла домой с фермы — сидит сын на крылечке. Одичал, глаза у него провалились, оборвался в клочья.
— Работать буду, — сказал головы не поднимая.
Сжалилась Дарья: как бы то ни было — сын; может, и впрямь одумается парень. Ничего не стала напоминать, накормила ужином, рубаху, штаны рваные залатала, достала из сундука мужнину праздничную косоворотку, положила на видное место, вместе с зарей поднялась, забрала с собой сонного Митьку (такое имя придумали малому) и опять на весь день ушла на скотный двор.
Видела Дарья — забирает Андрон бригаду в ежовые рукавицы: сам определяет нормы выработки, добросовестных поощряет, лодырям списывает трудодни за прогулы. Видела и другое: толкутся по вечерам возле правления жалобщики на бригадира, с Артюхой у них разговоры, а раз и в газетке нелестное про Андрона читали. Однако на самого Андрона всё это мало действовало, — от заведенного порядка не отступался: дал наряд на работу — больше не напоминает, заметил неладное — штраф, прогнал кто-нибудь лошадь рысью без надобности — больше не выпросит.