Под грозой (сборник)

Сурожский Павел Николаевич

спросил он у дяди Ивана.

— Нет,—хмуро ответил дядя Иван.—Лошади

слепнут, а люди нет, разве что долго пробыть

в шахте... А коням тут—могила. Вот выведи теперь

этих на свет,—указал он на лошадей,—ни одна

ничего не увидит, у всех глаза попорчены.

— Значит, из шахты им уже нет ходу?

— Говорю тебе—крышка, могила,—проворчал

дядя Иван.—Человека хоть наверх подымают,

а лошадь месяцами в шахте живет. Ну, и пропа-

дают

глаза.

И Антошке еще больше стало жаль лошадей.

Бедные коняги, ни за что вы погибаете в шахте!

Люди хоть по доброй воле сюда идут, плату за

труд получают, а вы-то из-за чего страждете?

Антошка жалел лошадей, любил возиться

с ними, и дядя Иван не даром говорил, что Антошка

разговаривает с лошадьми. Он, действительно,

говорил с ними, и ему казалось, что лошади пони-

мают его.

Это были простые, смирные, заморенные рабо-

той клячи. И все разной масти. Серую звали Ряб-

чиком, буланую— Ласточкой, пегую—Бычком, а во-

роную — Мальчиком. Клички дал им Иван,

сообразно с характером каждой лошади.

Ласточка была чуткая, подвижная, ржала тонко,

озиралась по сторонам. Рябчик часто вертел хво-

стом, кашлял и вздрагивал, точно его мучили

какие-то страшные воспоминания. Бычок был

ленивый, неповоротливый, шершавый. Ноги у него

были, как колоды, толстые, мохнатые, а хвост

обдерганный, куцый. И его часто называли еще

Куцым. Мальчик был щеголь: у него были тонкие

ноги, красивая голова, гладкая шерсть. По всему

видно было, что Мальчика прежде берегли, холили,

как дорогую лошадь, а потом бросили в шахту,

и он здесь захирел.

Мальчик был зол, жаден, драчлив и часто ссо-

рился с соседями из-за корма. Антошка не долюб-

ливал Мальчика за его злость и жадность, за

щегольской, помятый вид.

— Это у нас панич,—говорил он дяде Ивану

про Мальчика.

— Благородной крови,—усмехнулся Иван. —

Прежде самого хозяина возил, а теперь тачки

с углем таскает.

И добавил задумчиво:

— Так оно часто и с людьми бывает.

Больше всех Антошка любил Бычка и Ласточку.

С Бычокм они были приятели. Такой он простой,

спокойный и смешной в своей неповоротливости.

И куцый хвост даже идет к нему и шершавые

ноги... Хорошо на такой коняге в ночное ездить.

Шибко не бежит, зато и не растрясет. И не уйдет,

не обманет: будет себе мирно травку щипать—

и треножить не надо.

Ласточка немного беспокойная, но тоже лошадь

хоть куда. Любит она свежее сено, да и все

они

любят. Слышат по запаху, когда привозят новые

вязанки, оглядываются, шевелят губами, смеются.

Должно быть, от свежего сена пахнет простором,

свежим воздухом, солнцем, и эти тревожные запахи

напоминают о зеленых лугах, о сочной росистой

травке, о вольных пастбищах в летние ночи или

на зорьке...

Антошка заметил это и всегда с удовольствием

давал лошадям свежего сена. Ему нравилось смо-

треть, как они жадно убирают его крепкими зубами

и тычут в него мордами, словно наслаждаясь его

тонким, чистым запахом.

«Бедняги»,—думал он, подкладывая охапку за

охапкой.— «Только и радости, что свежее сено,

а все остальное не для них».

И любовь к этим тощим, заморенным клячам

у него росла, и казалось ему, что дышит он с ними

одним духом, томится одними желаниями.

VI.

В субботу, в полдень, в шахте случилось

несчастье.

В одном из забоев обвалилась плохо укреплен-

ная порода и придавила шахтера. Случилось это

почти на глазах у Антошки. Он возвращался

с пустым вагончиком от ствола шахты. Вдруг гро-

хот, гул, а потом слабый, протяжный крик. Замета-

лись в темноте огоньки —туда, сюда, испуганно, бы-

стро; послышались голоса, топот и шарканье ног.

Антошка обмер. Ему подумалось, что возрва-

лась гремучка и сейчас по шахте пронесется ураган

пламени и дыма. Но было спокойно, и только мель-

кали огоньки и слышались голоса. Антошка погнал

быстрее лошадь. Вот и забой,—кучка шахтеров

наклонилась, гомонит. Стоны идут тихие, мучи-

тельные; от них и страшно, и больно. Точно тер-

пугом по душе водит.

— Наверх его, в больницу, —- послышались

голоса.

Заколыхались, расступились. Подняли что-то

бессильное и темное с земли. Поднесли к вагон-

чику, положили. Бедняге повредило ноги и спину.

— Погоняй,—крикнули Антошке.

Антошка дернул за повод Бычка, вагон пока-

тился по рельсам. Стоны затихли. Группа шахтеров

шла за вагончиком, тускло блестя огоньками; лица

были темные, хмурые. Пахнуло на всех ужасом

шахтерского труда, беспощадной властью темной

враждебной земли...

Антошка несколько раз оглядывался, видел

качающуюся голову, высунувшуюся из тележки,

и ему казалось, что он везет мертвеца.

У ствола, где бегают клети, увечного вынули из