Под грозой (сборник)

Сурожский Павел Николаевич

казармы, снежного умыванья и свежего воздуха

его распарило и разморило. Лицо у него стало крас-

ное, лаковое, а глаза превратились в щелки, и в

голове стоял какой-то блаженный, опьяняющий

туман. Он был в эту минуту вполне доволен, почти

счастлив. Ничего ему сейчас не хотелось, разве

только спать. В казарме было дымно и душно, как

всегда, но какой светлой и чистой казалась она

ему после шахты! И лица шахтеров, умытые,

посве-

жевшие, казались привлекательными, хорошими.

Поужинали. Разбрелись по углам, по нарам, кто

куда. Загудели там и сям- разговоры, тихие, уста-

лые. Всех клонило к отдыху, и многие уже укла-

дывались.

Хоть и слипались глаза, а все-таки Антошка не

утерпел и еще раз выскочил из казармы. И засто-

ялся, засмотрелся.

Луна стояла уже низко, светила косо, и тень от

казармы, четкая, синяя, лежала на снегу. Ясно вид-

нелась труба, и серые волокна дыма плыли по

снегу, как настоящие. Антошка глянул вверх, на

крышу. Труба курилась, и против месяца дым

казался пепельно-серебристым, красивым.

На руднике было тихо. Шахта молча чернела

вдали под белой кровлей снега. Как сторожа, сто-

яли трубы, черные, стройные, и из одной лениво

подымался сизый дымок. Небо было чистое, про-

зрачное; тучки уплыли, тихо светили звездочки,

бледные при свете луны. Стучал в колотушку сто-

рож, и эхо откликалось вдали—воздух был звон-

кий, морозный. Где-то далеко шел поезд, земля

гудела, а потом раздался тонкий, пронзительный

свисток.

Антошка потоптался возле казармы на снегу,

выделывая ногами разные вензеля, и, весь охвачен-

ный дрожью и сладким позывом к дремоте, пошел

и лег спать. И когда засыпал под гул усталых раз-

говоров и шарканье ног—казалось ему, что он

дома, что тут возле него и мать, и сестры, и все

родное, домашнее...

VIII.

Хорошо провел Антошка этот день.

Встал рано, как только зашумела казарма,

оделся в чистое и выскочил на двор.

Было холодно; солнце недавно взошло, небо

еще отливает розовым светом, и снег чуть розовеет

вдали, а ближе он белый-белый. Солнце зажигает

на снегу радужные искры, они прыгают, горят,

переливаются, а тени лежат густые, спокойные,

синие. Дымятся трубы; дым подымается вверх

столбами, тихо покачивается и тает. На селе зво-

нит колокол. Плывут медные удары звучно, при-

зывно, как будто выговаривают:

— К нам, к нам, к нам!

А потом посыпался веселый трезвон:

—

В гости просим, в гости просим,— отчетливо

и быстро вызванивали маленькие колокола.

И церковь видна на бугре, белая, с золотыми

крестами. Кое-кто из пожилых, семейных пошел в

церковь, а другие просто так на село. Там сегодня

базар, понаехали с окрестностей, навезли всякого

добра. Весело, людно.

Аверьян ушел на село, а Антошке хорошо и

дома. Он побежал к пруду, который был в балке,

за рудником, думая, что уже стал лед. Но пруд

лежал темный, свинцовый, отливая синевой на

средине, и только вдоль берегов узкой каемочкой

морщился ледок.

У пруда Антошка встретил своих приятелей, с

которыми выбирал уголь —Петьку Голована, Ваську

Дырявого и Андрюшку Грунькина. Все прибежали,

надеясь найти на пруде лед. Андрюшка даже

коньки приволок.

Антошку встретили дружескими восклицаниями;

— А, тульский самовар, наше вам! Шахтером

заделался?.. Ну, как там в шахте? Вихры тебе не

оборвали?

— Не,—улыбнулся Антошка.—Там у меня дядя

Иван—душа человек, пальцем не тронет.

— Да ты, вихрастый, врешь. Ну-ка покажи свои

вихры? Целы—тогда поверим.

Нечего делать. Антошка снял шапку и показал

приятелям вихры. В другое время его непременно

дернули бы за эти соблазнительно торчащие вихры,

а теперь не тронули, только посмотрели. То, что

Антошка работает, как большой, в шахте и пробыл

там безвыходно целую неделю, возвысило его в

глазах товарищей, которые хотя и жили не первый

год на руднике, а шахты по-настоящему еще не

нюхали. И Антошка чувствовал это и держал себя

с товарищами независимо.

— Что, вихрун, страшно в шахте?—опросил

Голован.—Там, говорят, нечистые, как жабы,

скачут.

— Брехня все это, бабьи выдумки,—спокойно

сказал Антошка. — Страшно не нечистых, а гре-

мучки да обвалов. Вон вчерась в нашей шахте, как

одного ахнуло...

— Да ты видел?—с сомнением спросил Голован.

— Как же, на моих глазах это было.

И Антошка толково и серьезно, как большой,

рассказал то, что он видел вчера в шахте. Това-

рищи внимательно слушали, а когда Антошка ска-

зал, что он вез увечного в своем вагончике до

ствола шахты, Васька Дырявый с оттенком поч-

тения и зависти промолвил:

— Ишь, тульский, в какое дело попал.

Потом Антошка рассказал ребятам о лошадях