Под грозой (сборник)

Сурожский Павел Николаевич

накинулись, как увидели, с ног сбили. Руки свя-

зали и повели.

Володька оглянулся и сказал тихо, с затаен-

ным блеском в глазах:

— Большевики уже за Днепром стоят, требуют

сдачи города.

— Ну и что же?

— Рада не хочет сдавать. Силой будут брать.

— Большой будет бой.

— У-у, страшенный.

Весь этот день клубились слухи о том, что боль-

шевики подошли к городу.

Андрейка побежал на обрыв. Ему

представля-

лась несметная рать, стоящая по ту сторону

Днепра. Движутся обозы, скачет конница, стеной

идет пехота.

Но над Днепром висела сизая мгла, и по ту

сторону не видно было ничего. Только город

шумел глухо, тревожно, пряча в тумане свои очер-

тания.

Андрейка постоял, посмотрел и пошел домой,

не зная— верить, или не верить тому, что говорят.

Отец пришел поздно вечером. И опять, как

и третьего дня, лицо у него было особенное.

Андрейка нетерпеливо уставился на него, ожидая,

что он скажет.

Отец обвел глазами комнату, посмотрел на

мать и сказал:

— Завтра начинаем забастовку. Требуем вла-

сти Советов. Не захотят— будем биться.

— А большевики уже пришли? — спросил

Андрейка.

— За городом стоят. Целая армия—пехота,

конница, артиллерия. Пусть-ка сунутся гайдамаки.

«Значит, правда»,—подумал Андрейка, и опять

ему представилось огромное воинство, обложив-

шее со всех сторон город.

— Нужно запасти воды, Даша, — говорил

отец,— мука у нас есть?

— Немножко.

— Ну и ладно. Хлеба, может, совсем не будет

эти дни.

Мать смотрела на огонек лампы, лицо у нее

было блеклое, печальное.

— И как мы обернемся,— вырвалось у нее.

— Ничего,— бодро сказал отец,— лучше потер-

петь, да добиться своего. Правда, Андрей?

У Андрейки даже лицо покраснело оттого, что

отец обратился к нему, как к большому, и он ото-

звался радостно и твердо:

—Правда.

7.

Утром Андрейка выбежал на улицу и его пора-

зила небывалая тишина.

Серая муть стояла над городом, заволакивая

улицы, дома, и в этой мути как будто утонуло все

живое. Не слышно было гуденья трамваев, не

слышно было свистков, гудков, стука и лязга на

вокзале. Город замер, точно задохнулся в тумане.

«Это забастовка»,—подумал Андрейка.

Он пошел по улице. Редко попадались прохо-

жие, шли они торопливо, появляясь и исчезая во

мгле.

Вот и большая проезжая улица, подымающаяся

от вокзала в город. Здесь всегда

было много из-

возчиков, они гремели пролетками по обледенелой

мостовой, а сегодня тихо, пусто не было даже про-

И еще новость. Закрыты магазины, замки

висят на дверях, только мелкие лавченки торгуют,

но и у них чуть приоткрыты двери, точно глаза

у перепуганного человека.

Послышалось цоканье копыт по мостовой. Про-

скакал отряд гайдамаков, за спинами винтовки,

лица свирепые, шапки надвинуты на глаза.

И не успел проводить их глазами Андрейка, как

показались солдаты. Шли они безмолвно, тесными

рядами, отбивая четко шаг, а лица были сумрач-

ные, серые.

Куда они идут?—думал Андрейка.—Ловить за-

бастовщиков? Но как их поймать, когда они бро-

сили работу и разбежались кто куда...

Встретилась женщина с ведрами. Она несла

воду, шла и бормотала:

— И что это делается? И когда этому конец

будет? Ни воды, ни хлеба...

Из дверей лавченки выглянула старая еврейка

и спросила у женщины:

— Где воду брала?

— А вон там, по бульвару, дом большой на-

право, колодезь во дворе...

— Всем дают?

— Всем за деньги. Да очередь такая, что и не

переждешь. И что это делается?

Женщины заговорили тихо, а Андрейка свер-

нул в переулок и, пройдя немного, увидел толпу.

Она стояла на улице и во дворе около большого

дома с колоннами и стеклянным куполом. Тут

были и солдаты, и гайдамаки, и студенты, и жен-

щины.

На верхней ступеньке между колоннами стоял

маленький старичек в очках, с длинной седой бо-

родой, похожий на учителя, и что-то говорил по-

украински, размахивая руками.

Андрейка плохо слышал и мало понимал, но

по отдельным словам догадывался, что седенький

человечек говорит о том, что нужно бороться с

большевиками.

Временами толпа глухо гудела и слышались

выкрики:

— К борьбе, к борьбе!

И когда раздавались эти выкрики, маленький

человечек еще сильнее тряс бородой и размахивал

руками.

Кончил он выкриком:

— К оружию!

И толпа долго повторяла его слова, грозя

кому-то кулаками:

— К оружию! к оружию!

А потом стали расходиться с песнями.

Андрейка смотрел и думал:

— Неужто все эти люди, и даже женщины,

пойдут воевать с большевиками? Да они, поди, и

стрелять не умеют, а кричат—«до збро'!»