Под грозой (сборник)

Сурожский Павел Николаевич

И ему стало весело, как бывает иногда, когда

ожидаешь увидеть что-нибудь страшное, а видишь

смешное.

Андрейка выбрался из толпы и побежал впри-

прыжку по пустым улицам.

«Расскажу тятьке,—думал он дорогой,—тоже

будет смеяться».

Дома его встретила мать, заплаканная, убитая.

— И где ты бегаешь,—с упреком сказала она.—

Тут у нас...

И поперхнулась слезами.

— Что такое? — вымолвил, побледнев, Анд-

рейка.

—

Отца гайдамаки взяли.

Андрейка заморгал часто-часто глазами, как-

будто не мог сразу понять того, что случилось.

Потом, как пришибленный, опустился на скамейку

и заплакал.

8.

Грозные наступили дни.

Об'явили осадное положение. Город замер.

Позакрывались магазины, кавьярни, столовые. Не

ходили трамваи. Нарядные улицы опустели. Дви-

гались только отряды добровольцев и гайдамак,

да пробирались торопливо женщины с ведрами и

корзинами—за водой и хлебом.

По вечерам было жутко.

Электрическая станция бастовала и тьма была

на улицах и в домах. Бродили в темноте шайки

налетчиков, врывались в дома и под видом обыс-

ков грабили квартиры. Отряды гайдамак тоже

рыскали по городу с обысками и тоже грабили.

И жители не знали, кого больше бояться — налет-

чиков или гайдамак.

У Щербаковых было сумрачно и тоскливо.

Плакала мать. Ей трудно было ходить, едва пере-

двигала ноги. Вздыхала и причитала бабушка, не

понимая, что делается вокруг нее и зачем все

это—война, революция, гайдамаки и большевики.

Только Андрейка крепился. Больно было думать

об отце. Где он теперь, жив ли? Может его уже

убили гайдамаки.

Но когда мать говорила, глотая слезы:

— Не вернется. Убьют его там...

Андрейка упрямо твердил свое:

— Вернется. Большевики придут и освободят.

— Много ты знаешь,—качала головой мать.

— Да уж знаю. Говорили мне. Их в тюрьму

сажают. Битком тюрьма набита... При случае и

убечь можно.

Андрейке только сейчас пришло в голову, что

можно убежать из тюрьмы, и он сразу поверил

этому и даже повеселел.

— Теперь по ночам темь,—вслух рассуждал

он,—выскользнул, и айда. Ищи потом... Вот так,

гляди, будем сидеть, а в окошечко тут-тук. И вхо-

дит тятенька.

— Ты выдумаешь,— сказала мать. И стала спо-

койнее. Как будто и она поверила, что это может

случиться.

Второй уже день шла забастовка. В лавках не

давали хлеба. Воду приходилось носить издалека.

Мать не могла стоять в очередях, и Андрейка

носил

воду, пригибаясь под тяжестью ведер, на-

ведывался в хлебные лавки, где перед закрытыми

дверями стояли длинные хвосты. Никто не знал,

когда будут давать хлеб и будут ли давать, но

стояли, боясь потерять очередь.

Ветер свистел вдоль улицы, было холодно и

пустынно, хмурость лежала на озябших лицах,

бранчливы были разговоры.

Андрейка слушал, о чем гудит очередь, и видно

было, что все ждут какого-нибудь конца.

Часто, простояв пять-шесть часов, уходили ни

с чем,—лавки так и не отпирались,— и слышались

слова, в которых таилось отчаяние:

— Мука, а не жизнь. Голодом морят. Когда же

будет конец?

9.

С наступлением темноты в разных частях города

затрещали выстрелы.

Сначала они щелкали в одиночку—здесь, там,

ближе, дальше,—казалось, будто кто хлопал длин-

ным кнутом. Потом застрекотали чаще, гуще, щел-

канье перешло в залпы, и эти залпы с зловещей

четкостью прорезывали темноту, сверлили воздух.

Андрейка выскользнул на улицу, остановился у

ворот и стал слушать.

Стреляли внизу, за вокзалом, и выше, на горе.

Среди ружейной трескотни Андрейка уловил новые

звуки— быстрое-быстрое цоканье. Казалось, будто

кто-то озябший и голодный щелкает зубами, и

жутко было слушать это щелканье...

У Андерйки побежала дрожь по телу—не от

страха, а от ожиданья чего-то большого и важ-

ного. Он высунулся за ворота.

По пустынной улице бежал человек, прижи-

маясь к стенкам.

Пробегая мимо, он бросил на ходу:

— Началось.

И в голосе его слышался страх.

Темнота скрыла его, и долго не видно было

никого. Потом из-за угла вылетел конный отряд

и проскакал во весь опор по улице. Вслед за ним

показалась кучка вооруженных людей. Они шли

быстро, почти бежали.

Андрейка спрятался за ворота и с злорадством

подумал:

«Ага, закопошились... Дадут вам большевики

чесу».

По двору шел кто-то. Андрейка узнал соседа,

старого токаря Антонова. Он поравнялся с Андрей-

кой, посмотрел на него и сказал:

— Ты что тут?

— Смотрю.

— Гляди, чтобы не задело.

— Нет, они далеко.

Антонов постоял, послушал и сказал.:

— Восстание по всему городу. Требуют, чтобы

Рада ушла.

— А она не хочет?— спросил Андрейка.

— Не хочет,—усмехнулся Антонов и, помолчав,