Под грозой (сборник)

Сурожский Павел Николаевич

в море всевозможным опасностям. Не раз во время

бурь, ломавших неокрепший лед, он плавал с отцом

на льдине, по счастливой случайности избавляясь

от неминуемой смерти; не раз среди зимы попадал

в полыньи и потом сушился на морозе под свист

вьюги; не раз, находясь на волоске от смерти,

боролся с бурей, которая рвала паруса, ломала

снасти, бросала, как щепку, баркас... Всего бывало!

Море вспоило, вскормило и закалило Андрея

своим

крепким закалом. И теперь это был моло-

дец хоть куда— крепкий, смелый, чувствовавший

себя в море лучше, чем на земле.

На побережье хорошо знали Андрея. Его креп-

кая грудь, широкие плечи, загорелое лицо с зор-

кими серыми глазами, его небрежная, твердая по-

ходка бросалась в глаза каждому. Посмотрит, по-

смотрит на него какой-нибудь старый рыбак,

у которого море отняло руки и ноги, и, залюбо-

вавшись, скажет:

— Экий молодчага!

А потом вздохнет и мысленно добавит:

— Таким и я когда-то был.

Вечер. Жестяная лампочка светит скупо сквозь

закопченное стекло.

Андрей сидит возле стола, держит в руках

конец сети и на загляденье ловко связывает и за-

крепляет разорванные петли. Деревянная игла

так и мелькает в его руках. Старуха, мать Андрея,

тоже занята работой—чинит теплую рубаху сына.

Братишка Андрея, Сенька, сидит тут же с книжкой

и вслух быстро и рассеянно твердит какую-то

басню.

Андрей весь ушел в работу. Славно вяжутся

петли, еще лучше вяжутся мысли в голове.

Сегодняшний день хорошо настроил Андрея;

запахло по настоящему весной. Весь день небо то

хмурилось, то улыбалось. Срывался снежок, брыз-

гал дождь; теплый ветер то налетал, то падал.

Всюду начиналась какая-то беспокойная возня, все

точно хотело сдвинуться с места, потянуться, как

после крепкого сна, заговорить.

Андрей, вспоминая то, что видел днем, думал:

«Ну, слава Богу, зимушке-то, кажись, капут:

хвостом завертела. Дня три-четыре таких, как

нынче, да ветра низового,—и лед сломает. В море

пойдем. Эх, поскорей бы! Так осточертело сидеть

дома, что просто терпения нет. Так бы, кажись,

взял и разодрал бы руками лед».

Андрей нетерпеливо шевельнулся и с таким

усердием потянул нитку, что она оборвалась.

Сенька фыркнул и закрутил головой.

— Уже Андрюха себя не помнит.

— А что?— отозвалась мать.

— Нитки рвет.

— Гнилые, сами рвутся,—сказал Андрей.

— Тебе кабы канат.

— Ах ты, ерш! Еще насмехается, долби свою

учебу.

Сенька, посмеиваясь,

берется опять за книжку,

а Андрей вдевает новую нитку.

— Вправду, гнилые?— спрашивает мать.

— Да нет, это я потянул, она и оборвалась.

– Ему бы канат,— фыркнул опять Сенька.

— Молчи, пискарь, пока не бит.

Сенька машет головой:—-как же, так я тебе

и дамся,— и продолжает трещать скороговоркой:

«Попрыгунья— стрекоза лето красное про-

пела»...

— Да, что ты все про стрекозу да стрекозу.

Сам на стрекозу похож,—не вытерпела мать.

— Урок такой, маменька.

— А ты бы что-нибудь хорошее прочитал.

– Из хорошего не задано, стрекозу надо.

— Экие уроки у вас!—вздохнула мать.—Тре-

тьего дня обезьяной уши натурчал, а теперь стре-

коза...

— А вот с воскресенья про разбойника учить

будем,—похвалился Сенька.

— Походи еще весну,—сказал Андрей,— а с лета

в море пойдем.

Сенька привскочил и захлопнул книжку.

— В море? И-их. Вот ловко! —радостно взвизг-

нул он.—Давно уже страсть как хочется. По-

плывем!

— Да ты не ерзай,—успокоил его Андрей.—

Сказал с лета, а ты уже и книжку в сторону. Экий

прыткий! Ты думаешь в море куда как любо.

Попробуй, наткни нос. Это с бережка только смо-

треть мило, как это, дескать, весело и приятно:

гуляй себе на свободе. А как потрепают раз-дру-

гой штормы, так задашь лататы.

— Я не боюсь. Меня уже качало,—воскликнул

Сенька.

— Где же это тебя качало? В люльке, как

малым был?—насмешливо спросил Андрей.

— Да, в люльке, как раз. Нет, в море и на глу-

боком месте.

— Там, где воробью по колено, а синице по

брюхо.

— Да, да. Попробуй!

— А где же?

— А ну тебя. Ты насмехаешься.

— Ну, я не буду.

Сенька немного помолчал и начал серьезно:

— Это раз прошлым летом. Поплыли мы с Ми-

тюхой на Михайловом баркасе на Черепаху. И нас

как захватило...

Андрей прыснул от смеха, мать тоже засмея-

лась.

— Ах, ты, чудомор, — сквозь смех сказал

Андрей.—Поплыли на Черепаху. Да на Черепаху

люди пешком ходят. Туда и курица доплывет. Ну

как же ты не пискарь? Пискарь и есть...

Сенька обиделся.

— Вот и не скажу больше. Ничего не скажу.

И он начал быстро, без передышки барабанить:

«Кумушка, мне странно это,

Да работала-ль ты лето?