Под одной крышей
Шрифт:
В углу за входной дверью покоились две пыльные книжные полки из родительской спальни, кресло-качалка отца, обитое зеленым флоком, и невысокий дубовый комод. У одной из его медных ручек-листиков был поврежден крепеж, отчего она уныло повисла, угрожая оторваться.
«Мамин комод, - в горле у Гарри встал ком.
– Любимый мамин комод!».
Он не видел эти вещи много лет, и они поблекли в его памяти, как залежалые афиши.
Сначала Гарри всячески избегал встречи с ними: любое вещественное напоминание о матери после ее кончины отзывалось
На нем мама по привычке оставляла чайную чашку, когда принималась за книгу в тишине и уединении. На нем зажигала свечу, когда смеркалось, а потом подолгу вдыхала аромат воска и полевых цветов, что ее мальчишки собирали по округе. И за ним, за излюбленным маминым комодом, маленькие Гарри и Дейл прятались, будто мышки-полевки, когда не в меру выпивший отец поднимал на нее руку. А потом...
Потом - много лет, целую жизнь спустя после маминой смерти - Гарри утратил способность ходить. Эти пожитки так и остались запертыми под крышей, приговоренные к небытию.
Но сейчас ветхая мебель мнилась ему живой, она звала с небывалой силой, возвращая в те дни, когда мама была рядом.
После ранения многое бы отдал Гарри, чтобы вместо этих вещиц и дорогих сердцу мгновений запереть этажом выше изводившую его мигрень и ночные кошмары. Многим бы пожертвовал теперь, чтобы отделаться от соседки, которая прикасается к реликвиям его семьи!
Пусть Дейл извернулся и сдал свой угол без его ведома. Это не дает право новоявленной протеже брата распоряжаться их фамильным имуществом!
– Так куда вы перебираетесь?
– осторожно спросил подоспевший Чез, чувствуя, что увиденное застало спецназовца врасплох.
Гарри подернул могучими плечами, опустил руки на вращательные обода коляски и отрезал:
– Я никуда не уеду, заруби себе на носу.
С укором посмотрев на помощника, он осведомился:
– Скажи, тебе о чем-нибудь говорит имя Бекка Филлз?
– Бекка Филлз?
– по слогам повторил парень.
– Н-нет, да вроде нет. А что? Не дождавшись ответа, он ехидно улыбнулся:
– Это ваша новая подружка, мистер Максвелл?
Стоило этому вопросу сорваться с губ беспечного шутника, как Гарри схватил его за шнурки толстовки, болтавшиеся на груди, и рывком притянул к себе.
Чез только и успел, что переставить ноги в попытке удержать равновесие.
Холодный взгляд спецназовца, юркий и цепкий, как рыболовный крючок, чуть не пронзил бедолагу. Жилы у Гарри на шее напряглись железными тросами.
Когда-то он был способен на марш-бросок в сорок миль с пятидесятифунтовым рюкзаком за спиной и мог осилить вплавь сотню-другую футов при полном армейском снаряжении. Да в нем по-прежнему было столько силы, что, казалось, он с легкостью может подкинуть парня в воздух и удалиться на перекур, пока тот не совершит все возможные пируэты.
– Послушай, - процедил солдат, не ослабляя хватку.
– Я должен знать, кто эта женщина.
– Как...
– глаза у Чеза остекленели.
– Женщина, которая намерена здесь поселиться.
– Не знаю, о чем вы! Я никого не видел!
– прохрипел парень.
– Я не могу дышать!
Нет, он не врет. По поводу последнего, так точно.
Гарри разжал руку и, оттолкнув его, приблизился к раненому комоду.
Не нужно было касаться его потрескавшейся столешницы и оторванной ручки-листика. Не следовало взывать к воспоминаниям.
Снова накатила эта ломящая головная боль. Шум. Крики. Атака. Выстрелы. Все смешалось: мама, командир Стоун, бегущие оперативники, ревущий в ночи ребенок, орущий отец...
Он сжал ладонями раскалывающиеся виски.
– На часах почти десять. Мы опоздаем к врачу, мистер Максвелл, - шепнул Чез и, отдышавшись, припал к стене.
Гарри у него ассоциировался с эдаким Рэмбо, гордым одиночной, испытавшим все тяготы войны. Борьба с террором возвеличила дельтовца до героя и покалечила - а это как минимум было мотивом для плохого настроения.
У всех бывают трудные дни, а у бывших вояк таких дней - большинство.
Гарри опомнился и поднял на него глаза:
– Поехали. Но сначала занеси комод в мастерскую, а все остальное - ко мне в комнату.
Сеанс массажа привел его в чувство. От мануальщика явно был толк: напряжение в шейном отделе спало, а обвинения и подозрения в адрес Дейла, все утро крутившиеся у Гарри в голове, вечером уже не отзывались в ней злостью и нетерпимостью.
«Если Чез не в курсе, значит, Дейл сам подыскал арендаторшу. Небось, рассчитывает на этом поживиться. Но кто, черт побери, захочет забраться в Палмер по доброй воле?».
Распластавшись на кровати, Гарри позволил разыграться собственной фантазии. Его неожиданно поглотили размышления о том, что представляет собой эта неуловимая соседка. Блондинка она или брюнетка, дородная или утонченная, простушка или городская фифа, сбежавшая из страны небоскребов от ревнивого бойфренда?
И чем она так хронически занята?
Удивительно, как не удается ее застать. Не пешком же она добирается сюда! И, что самое важное, как эта женщина умудрилась вытащить и спустить по лестнице все эти пожитки - в одиночку и не производя при этом ни малейшего звука?
Гарри поймал себя на мысли, что зауважал ее за выносливость и завидную партизанскую сноровку.
Да, случается, что от лекарств сон его делается вязок и глубок, но не до такой же степени, чтобы не услышать, как в доме вершится переезд!
Стянув толстый блокнот с полки в изголовье, солдат устроился поудобнее, выдрал лист и замер, подбирая слова.
«Мисс Филлз, - вывел он мелким прерывистым почерком.
– Вы без спросу выставили вон вещи, принадлежащие моей семье. Это не лучшая идея для соискателя на угол под этой крышей. Да, вы так и не сообщили, надолго ли планируете тут задержаться? С уважением, Г. Максвелл».