Под сенью Великого Леса
Шрифт:
Гахара беспомощно сжимала ручку зеркала, надеясь придумать хоть что-то, что поможет переменить решение Келемии. «Пожалуйста!» — хотелось закричать ей, как в детстве.
Но Гахара слишком хорошо помнила, что за отчаянным «Пожалуйста» следует звонкая пощечина.
— Я не дам тебе воинов, Гахара. Ты не достойна быть их предводительницей, и это мое окончательное решение. Прощай.
— Стой! — выкрикнула Гахара, но изображение матери уже исчезло с глади зеркала.
Гахара низко опустила голову, прижимая к себе зеркало. Если бы она умела плакать, она бы уже разразилась слезами, но
Советник короля и ее верный хранитель поклонился ровно настолько низко и учтиво, насколько было положено. Келемия не обратила на него внимание, задумчиво перебирая пряди своих волос.
— Моя королева, это было справедливо, но безжалостно, — сказал советник.
— Не испытывай мое терпение, Иладар. Ты же знаешь, что жалость делает с людьми, — Келемия откинулась на спинку трона, провела руками по его подлокотникам и облегченно вздохнула. — Она превращает их в бесхарактерных южан, ломает их жизни и заставляет совершать глупые поступки. Я сделала то, что требовал от меня долг.
— Да, моя королева, — кивнул Иладар. — Но ведь Гахара — ваша дочь. Вы допустите, чтобы кровь вашего великого рода пролилась напрасно?
— Это недостойная кровь, — ответила Келемия. — Я бы хотела поступить иначе, но исключений быть не должно. Это измена, Иладар, а измена должна караться законом. Дочь это или нет, но правила должны быть одинаковы для всех. Иначе что подумает обо мне мой народ?
— Он сочтет вас мудрой и милосердной.
— За то, что простила измену?! — вскрикнула Келемия. — Не говори глупостей! Меня сочтут слабой, решат, что я простила Гахару только потому, что она моя дочь! Знаешь, что это значит? Народ начнет сомневаться в моей силе. И в том, достойна ли я занимать этот трон. Он достался мне с большим трудом, и уступать его узурпаторам я не намерена.
Иладар постарался сохранять спокойствие. Он много лет служил роду Сантре, и много лет их лихой нрав раздражал его. Но он терпел. Он в свое время тоже дал клятву перед короной. Все они, северяне, так или иначе были связаны хоть какой-нибудь, но клятвой. Когда Иладар повзрослел и стал умнее, это стало ему порядком досаждать. «Долг есть долг», — твердил ему отец, когда еще был жив. «Долг есть долг», — повторяли рыцари Келемии, умирая ради нее в потасовке между лордами разных родов. «Долг есть долг», — вздыхали рабы, которые трудились на кухнях и в кузнях, днями и ночами создавая хлеб и оружие для воинов.
Что такое «долг», по-настоящему не знал никто.
— Я не вижу здесь никакой измены. Ваша дочь отказалась сообщать информацию о планах Дерка лишь из соображений безопасности. Любой разговор можно подслушать. Разве вы хотели бы, чтобы ваша дочь из-за этого погибла?
Лицо Келемии вытянулось.
— Подойди.
Иладар покорно встал перед троном. Он возвышался над ним с верхней ступеньки, и взгляд Келемии казался отсюда особенно надменным.
— Ты много лет верно служишь мне, Иладар, и никогда не предавал моего клинка. Но порой ты слишком многое
— Но есть слишком мало людей, которым вы способны доверять, — низко поклонившись, ответил Иладар.
— Вон с моих глаз, — приказала Келемия. — Мое решение окончательное. Гахара ничего не получит. Она отказалась от семьи, а значит, не вправе просить у нее о помощи.
Иладар ничего не ответил. Он развернулся и покинул зал в самых мрачных раздумьях. Не нравилась ему бестолковость всего происходящего. Поведение Келемии напрягало его еще давно, с тех самых пор, как она затеяла игры с Дерком. Келемия пыталась обойти его, потешить свое самолюбие и в очередной раз доказать всем, что она Победительница. Постепенно эта идея стала овладевать ее разумом. Чтобы во всем превосходить Дерка, она послала к нему свою дочь.
Вот только Гахара помнила уроки своей матери — той, какой она была, пока не превратилась в Королеву Севера. С тех пор, как к ногам Келемии принесли тела двух рабов, которые пытались устроить бунт, она явно тронулась умом. Лекари из страха перед королевой отрицали ее безумие, но брат Иладара был целителем и много в этом смыслил.
Трон, жажда удержать власть и быть первой постепенно сводили Келемию с ума.
— Антарес, — сказал Иладар, зайдя в Зал Рыцарей.
Антарес был здесь, как и всегда рассматривал карты, продумывая, как дальше род Сантре будет покорять Север. Он не обернулся на Иладара, но приветственно махнул ему рукой.
— Иногда мне кажется, что ты прибыл из другого мира, где «Антарес» используют вместо слова «Привет», — усмехнулся Старший рыцарь. — Ты всегда говоришь мое имя вместо приветствия.
— Потому что всегда прихожу, когда ты мне нужен, — улыбнулся Иладар. — А в другом случае и находить не нужно: ты всегда знаешь, когда прийти в таверну. Послушай, дружище, мне нужна твоя помощь в очень щекотливом деле. Оно касается королевы.
Антарес нахмурился и велел стражникам закрыть двери в зал.
— Прежде, чем пропустить кого-то, спросите сначала у меня, — приказал он. — Так что за дело? Ты выглядишь, как начинающий изменник.
Иладар вздохнул и выложил все Антаресу, как есть. Они частенько обсуждали безумие королевы, но никогда прежде не заходили так далеко в своих разговорах. Антарес скрестил руки на груди и покачал головой.
— Поразительно. То, что ты хочешь сделать — это прямое нарушение закона и клятвы, которой все Рыцари дают перед короной.
— Я знаю.
— Нет, не знаешь, потому что ты не Рыцарь. Ты никогда не приносил подобной клятвы.
— Я, как и все мои праотцы, присягал служить роду Сантре. И тут вот какая загвоздка: послушавшись королеву, я предам принцессу. Придя на помощь принцессе, я предам королеву. Как ни крути, мне придется нарушить свой обет.
Антарес задумчиво почесал подбородок, склонился над картой, скорее по привычке, нежели по надобности. Слова Иладара встревожили его.
— Так значит, Великий Лес на грани гибели?
— Я знаю это только со слов Гахары, — ответил Иладар. — Но похоже, дела там обстоят действительно скверно. Ворлак Мердил, Последователи, Темная Сущность… Это тебе не шутки.