Под солнцем Тосканы

Мэйес Фрэнсис

Мы надеемся продегустировать как можно больше блюд кухни Мареммы, позагорать на солнышке, отыскать другие места, где жили этруски. С тех пор, как много лет назад я прочла книгу Дэвида Герберта Лоуренса «По следам этрусков», я хотела увидеть древнего ныряльщика, флейтиста в сандалиях, присевших перед прыжком пантер, которые так долго были спрятаны под землёй, чтобы самой проникнуться талантом художника и ощутить радость жизни. Мы несколько дней продумывали свой маршрут, как будто собирались ехать на окраину страны, хотя на самом деле отдалимся от дома всего на сотню миль — до Тарквинии, где до сих пор идут раскопки сотен этрусских захоронений. Из-за плотности впечатлений на единицу площади здесь, в Тоскане, я теряю ощущение расстояния и свой опыт езды по скоростным автострадам, где Эд за рулём не превышает пятидесяти миль в час. Неделя будет короткой. Область под названием Маремма — низкая болотистая прибрежная полоса — теперь уже не болотистая. Последние топи давно осушены. Однако из-за того, что в прошлом малярия уносила в этих краях много жизней, эта юго-западная часть Тосканы сравнительно

непопулярна.

Это страна butteri — табунщиков, по-нашему ковбоев, только здесь и остались незаселённые участки побережья, здесь на огромных открытых пространствах стоят редкие, сложенные из камня шалаши — укрытия для пастухов.

Прежде всего мы прибываем в Монтальчино, город, откуда открывается вид на глинистый гребень холмов. Кажется, что глаз натыкается на волнистый зелёный пейзаж. Вдоль улиц выстроились небольшие винные лавки. За каждой дверью ждёт стол с белой скатертью и бокалами для вина — это похоже на приглашение войти и выпить с владельцем, провозгласить тост за хороший урожай винограда.

Отель в городке маленький и скромный, и я прихожу в ужас, увидев, что электровыключатель в ванной расположен прямо внутри душевой кабинки. Я направляю головку душа как можно дальше, в противоположный угол, и стараюсь поменьше брызгать. Я не хочу зажариться, пока не продегустировала местные вина! Но это бытовое неудобство компенсируется прекрасным видом из окна на черепичные крыши и пригород. Кафе в стиле бель эпок на краю города как будто ни на йоту не изменилось с 1870 года — мраморные столы, банкетки, обтянутые красным бархатом, зеркала в позолоченных рамах. У официантки, полирующей барную стойку, губки сложены бантиком, на ней накрахмаленная белая блузка с ленточками на рукавах. Что может быть более вкусным, чем завтрак, состоящий из ветчины с трюфелями на пшеничной лепёшке, домашнего хлеба с солью и оливковым маслом, а также стаканчика «Брунелло»? Квинтэссенция простоты и достоинства тосканской кухни!

После сиесты мы идём пешком в fortezza — крепость четырнадцатого века, теперь здесь устроена энотека. В нижней части крепости, где раньше хранили луки и стрелы, пушки и порох, теперь можно попробовать все вина этой местности. Улица залита ярким солнечным светом. В крепости освещение сумрачное, прохладные каменные стены пахнут мускусом. Пока мы пробуем белые вина из винограда регионов Банфи и Кастельджокондо, играет музыка Вивальди.

Когда мы приступаем к тёмным сортам «Брунелло», Вивальди сменяет Брамс. Мы пробуем «Поджоло», «Казе Бассе» и предка всех «Брунелло» — «Бьонди». Блистательные, полностью созревшие вина вызывают у меня желание ринуться в кухню и приготовить закуску, какую они заслуживают. Не могу дождаться, когда начну готовить под эти вина — кролика, поджаренного с бальзаминовым уксусом и розмарином, цыплёнка с сорока зубчиками чеснока, груши, вымоченные в вине и поданные со сливочным сырком. Обслуживающий нас мужчина настаивает: мы должны попробовать какие-нибудь десертные вина. Мы уступаем уговорам и пробуем одно, которое называется просто «Б», и еще одно — «Москаделло» из Тенута-иль-Поджоне. Энолог, видимо, в прошлом был парфюмером. К этим винам не нужен никакой десерт, разве что спелый белый персик. Но если подумать, то уместным дополнением может стать лимонное суфле — как намёк на райское блаженство. Или же мой давний, ещё с детства, фаворит — крем-брюле. Мы покупаем несколько бутылок «Брунелло». Как вспомнишь, по каким ценам его продают у нас дома, так простишь себе любые расходы на него тут. В Брамасоле под каменной лестницей есть хороший винный погреб. Мы можем поставить туда ящики, запереть дверь и достать их только через несколько лет. Поскольку оба мы не сильны в долгосрочном планировании, мы покупаем пару ящиков более дешёвого «Россо ди Монтальчино», его-то можно пить сразу, оно мягкое и насыщенное. Я сомневаюсь, что десертные вина останутся в продаже в конце лета.

Мы проезжаем несколько миль и к концу дня оказываемся у аббатства Святого Антония, это одно из тех мест, где ощущается святость земли. Уже издали видишь, как аббатство, выстроенное из белого известняка, возвышается над рощей подстриженных оливковых деревьев, оно очень простое, в чисто романском стиле. Издали даже не похоже на итальянское. Когда Шарлеман проходил этой дорогой, его солдаты стали жертвой эпидемии, и Шарлеман молился о её прекращении. Он обещал основать аббатство, если его молитва будет услышана, и в 781 году построил тут церковь. Возможно, поэтому заменившая её церковь постройки 1118 года имеет изящные французские очертания. Мы приезжаем к самому началу вечерни. На ней присутствуют всего человек десять, трое из них — женщины, они обмахиваются веерами и о чём-то судачат, стоя позади нас. Обычно я снисходительно отношусь к привычке вести себя в церкви как в своей гостиной или на городской площади, но сегодня я оборачиваюсь и пристально смотрю на них, потому что пятеро монахов-августинцев, которые широким шагом вошли и достали свои молитвенники, начинают петь григорианский кант этого часа. Очень высокая, без всяких украшений церковь усиливает их голоса, и в отблесках позднего солнца известковый туф кажется прозрачным. Музыка пронзительна, как пение каких-то птиц, почти болезненное для уха. Голоса монахов как будто рокочут и прерываются, потом разделяются и сливаются на низких гудящих тонах. Я не могу ни о чём думать. Голова кружится, сознание плывёт. Распев такой бодрый, могучий, как река, манящая плыть по ней. Я вспоминаю строки Гэри Снайдера:

Оставайтесь вместе Изучайте цветы Путешествуйте

налегке.

Я смотрю на Эда, он смотрит вверх на столбы света. Но женщин ничто не трогает: вероятно, они ходят сюда ежедневно. В середине службы они шумно фланируют к выходу, все три говорят одновременно. Если бы я жила здесь, я бы тоже ходила сюда ежедневно, из тех соображений, что если не ощущаешь святости тут, то не ощутишь её нигде. Меня восхищает добросовестность монахов, исполняющих этот григорианской распев по шесть литургических часов каждый день, начиная с восхваления в семь утра и заканчивая повечерием в девять вечера. Я бы хотела остаться тут на целый день и прослушать все службы. Я прочла в брошюрке, что те, кто встал на путь духовного обращения, могут остановиться здесь в помещениях для гостей и питаться в ближайшем монастыре. Мы обходим собор вокруг, восхищаясь странными существами с копытами, которые поддерживают крышу.

Вечер слишком прохладен, чтобы кататься по грязным дорогам, восхищаясь природой и вдыхая через окно, как собака, свежие деревенские запахи сухого сена. Мы приезжаем в ресторан «Сант-Анжело» в Колле, который принадлежит винодельне Поджо-Антико. Там в разгаре шумная свадьба, и все официантки наслаждаются этим событием. Нас двоих отводят в заднюю комнату, где эхом отдается шум весёлой вечеринки. Мы не возражаем. Из каменной мойки на всю комнату разносится запах спелых персиков. Мы заказываем густой луковый суп, жареных голубей, картофель с розмарином и — что же ещё? — ах да, домашнее «Брунелло».

Назвать Тоскану глухой местностью — что-то вроде оксюморона, сочетания взаимоисключающих понятий. Цивилизация на этой территории развивалась веками. Каждый раз, копаясь в саду, я убеждаюсь в том, как много поколений уже сменилось на этой земле. У меня собралась большая коллекция обломков блюд с десятками узоров, я только и успеваю удивляться: неужели мои предшественницы на этой кухне всё время швыряли свою посуду в огород. Я нахожу черепки керамических сит, изящные ручки чайных чашек — всё это постепенно накапливается на столе за кухонной дверью. Земля эта была хожена-перехожена. Достаточно взглянуть на посадки на террасах и поймёшь, как люди ради своего удобства меняли профили холмов. Но район Мареммы до сих пор остаётся низкой прибрежной равниной, населённой пастухами, овчарами и москитами. Слава о её дурном воздухе определённо связана с лихорадкой и простудами. Фермерские дома встречаются тут редко, хотя остальная Тоскана считается вполне густонаселённой. Кажется, что эпоха Возрождения обошла стороной эту область: в городах практически нет образцов монументальной архитектуры. Дурной воздух, сейчас свежий и мягкий, позволил сохраниться большому количеству этрусских гробниц. Хотя многие из них и были разграблены, но гораздо больше их осталось нетронутыми. Разве этруски были нечувствительны к малярии? Всё свидетельствует о том, что они не считали эту местность опасной для здоровья.

Наша следующая цель — бывшая вилла, ныне небольшой отель, собственность винодельни Аквавива возле Монтемерано. Эд обнаружил в путеводителе ссылку на эту крохотную деревеньку с тремя отличными ресторанами. Она находится в центре многих мест, которые мы хотим осмотреть, так что мы решили поселиться тут на несколько дней, чтобы не тратить времени на прописку и выписку из отелей. Обсаженная деревьями подъездная дорога приводит к большому тенистому саду, там можно сидеть и смотреть на холмистые виноградники. Окно нашей комнаты выходит прямо в этот сад. Я распахиваю ставни, и к нам в окно заглядывает цветущая голубая гортензия. Мы быстро распаковываем вещи и снова выходим: отдыхать будем позже.

Питильяно — наверное, самый странный город в Тоскане. Как и Орвието, он стоит на вершине горного массива известкового туфа. Но Питильяно похож на замок на карнизе, под ним обрыв, глубокая расселина. Кто рискнет заглянуть вниз, чтобы увидеть сразу и город, и дорогу? Туф — не самый прочный строительный камень на свете, и его куски иногда трескаются, эродируют и размываются. Дома городка Питильяно поднимаются вертикально вверх; люди живут буквально на краю пропасти. Туф под домами изрыт пещерами — возможно, для хранения «Бланко ди Питильяно», вина этой области, терпкость которого объясняется тем, что виноград растёт на вулканической почве. В городке бармен рассказывает нам, что большинство здешних пещер — гробницы этрусков. Кроме вина, в пещерах хранят масло и держат животных. Планировка средневековых городов непонятная, нерегулярная; планировка же этого города вообще запутанная и более чем нерегулярная. В пятнадцатом веке тут селились евреи, потому что этот город находится за пределами юрисдикции папы, который подвергал евреев гонениям. Район города, где они жили, называется гетто. Не знаю, было ли это гетто в полном смысле слова, как в Венеции, где евреи должны были соблюдать комендантский час, имели своё правительство и свою культурную жизнь. Синагога закрыта на реконструкцию, но не видно никаких признаков ремонта. Здесь почти всё продаётся. Большинство домов, которые сейчас стоят на краю, рано или поздно окажутся в ущелье. Возможно, мысль об этом окрашивает лёгкой грустью наше впечатление от города. На обратном пути мы покупаем несколько бутылок местного белого вина для нашей растущей коллекции. Я спрашиваю продавца, сколько евреев жило тут во время Второй мировой войны. «Не знаю, синьора. Я из Неаполя». Пока мы по извилистой дороге спускаемся с холма, я вычитываю в путеводителе, что во время войны местное еврейское население было уничтожено. Я не доверяю путеводителям в подобных вопросах и надеюсь, что в этот тоже закралась ошибка.