Подвенечный саван

Романова Галина Владимировна

– Все-то вам везде бандиты мерещатся, – укорила, поморщившись, Эльза совершенно, на его взгляд, не к месту. – Он просто очень хороший наш знакомый. Раньше работал на моего мужа. Потом наши пути разошлись. А когда он взял на работу моего мальчика, то…

– Что?! Он работает в том самом банке?! – обомлел Саня.

– Ну да. – Эльза посмотрела на него, как на несмышленыша. – Говорков Серафим Сергеевич – управляющий банка, где трудится мой мальчик. И где работала до недавнего времени Астахова Мария…

Глава 17

Лера не находила себе места.

Отец с Саней вторые сутки отсутствовали. Нет, Лавров, конечно, являлся ночевать. Но что это были за ночевки! Он засыпал, едва успевая снять ботинки и куртку. Валился на не разобранный диван прямо в штанах и свитере. Утром рано вставал, долго плескался в ванной, переодевался и уходил, не завтракая, не разговаривая с ней.

Пустяшная была затея – поселиться с ним рядом, чтобы разбудить в нем хоть какие-то чувства. Нет, какие-то чувства все же присутствовали. Раздражение, злость, это когда он смотрел на нее либо отсутствующим, либо полным желчи взглядом и беззвучно шевелил губами. И ей чудилось постоянное брюзжание в этом беззвучном его монологе.

Он никогда ее не полюбит, никогда! И ему плевать, что она жутко хороша собой, умница, отличница, хозяйственная и даже может быть покладистой. С ним сколько угодно!

Ему плевать. Она для него просто мебель. Или просто туловище, которое поселилось в соседней комнатушке. И все его хлопоты со шкафом – это просто вежливость.

Сегодня Саня ушел еще затемно. Она слышала его шаги за стеной, потом полилась вода в ванной, стукнула входная дверь. Лера тут же соскочила со своей постели, подлетела к окну, приплюснула нос к стеклу. Видела, как Саня выходит из подъезда, как прогревает машину, смахивая снег автомобильной щеткой. Потом садится и уезжает. И ни разу… ни разу не взглянул на свои окна, хотя, возможно, предполагал, что она провожает его взглядом.

Когда задние фонари его машины исчезли за углом дома, дверь соседнего подъезда распахнулась и оттуда выскочили две собаки. Следом вышел мужчина в мешковатой темной одежде. Потрусил за собаками, те умчались в сторону сквера, где не так давно погиб мужчина. Он сорвался с края обрыва, которым заканчивался сквер, когда разыскивал свою собаку. Она так же вот умчалась туда и…

Печальная история.

Лера вздохнула и вернулась в кровать. Съежилась под одеялом комочком и неожиданно расплакалась. Ей было очень грустно и одиноко. И еще обидно. Получалось, что она никому, никому, кроме отца, в этой жизни не нужна. Лавров ее не замечает. Скорее терпит под своей крышей. Отец объяснял ему будто бы, что Лере просто негде сейчас жить. Саня начал ворчать, что она задержалась. Он теперь в уходе не нуждается. Отец и объяснил про жилищную проблему, возникшую у его дочери.

– Че тебе жалко, что ли?

– Пусть поживет, – нехотя согласился Саня и тут же добавил: – Но недолго!

Какой срок он отводил под свое недолго, Лера не знала. Но с замиранием сердца ждала, открывая дверь его квартиры, что Саня выйдет навстречу и швырнет сумку с ее вещами ей под ноги. И велит убираться. Каждый день, возвращаясь в его дом, боялась и ждала.

Шишка на его голове почти прошла. Остался лишь синяк. И Лавров не нуждался в уходе,

это так. И в утешениях не нуждался. Особенно в ее. Он ее ведь только терпел…

А отец – ничего не понимающий в жизни, при этом корчивший из себя мудреца, – а отец велел ей терпеть! Как ей терпеть, если Саня ее не терпит?! Сколько? И почему?

Лера расплакалась сильнее прежнего и под слезы задремала. Проснулась, когда за окном вовсю рассвело. Или от странного шума с улицы проснулась? Непонятно. Она потрогала лицо, потерла припухшие глаза, вспомнила про свои слезы, недовольно нахмурилась. Если Саня вернулся и сейчас дома, он увидит ее такую – опухшую, некрасивую, зареванную. И чему ему тогда радоваться? И чего ради терпеть?

Лера выбралась из постели, подбежала к окну, снова приплюснула нос к стеклу. Сашиной машины на стоянке не было. Неплохо. Но шум во дворе действительно присутствовал. У соседнего подъезда, откуда не так давно выбегали собаки и выходил мужчина, толпился народ. Отчетливо слышался женский плач.

Что это опять? Неужели еще один мужчина сорвался с обрыва, потрусив за своими собаками?!

Лера надела джинсы, носки, свитер прямо на кофточку от пижамы. Метнулась в прихожую. Не расчесав волосы, она натянула шапочку на брови, убрав все до прядки под теплую шерсть. Обулась, схватила куртку, ключи с полки и выскочила из квартиры.

Возле народного схода она была уже через минуту. Спины сомкнулись плотно, окружив какую-то плачущую женщину. Ее кто-то уговаривал. Сначала это был мужской голос, он как будто извинялся. Потом женский утешал и увещевал обоих.

– Да полноте так убиваться, Нина Николаевна! – произносил нараспев женский голос, когда мужские извинения умолкли. – Разве можно так? И из-за чего?! Из-за собаки!

– Собака, Мария Дмитриевна, это не что! – всхлипывала женщина. – А кто! И Сявочка – это член семьи, понимаете, Мария Дмитриевна?! Сначала Игорек, теперь Сява! Это просто… Это просто злой умысел какой-то! Михаил Сергеевич, миленький! Но как такое могло случиться?!

Тот, кого плачущая женщина назвала Михаилом Сергеевичем, снова что-то забубнил. Потом вступила женщина, назвав Михаила Сергеевича тоже пострадавшим.

– Его собака тоже погибла, – добавила она. – Так что у вас одна беда, Нина Николаевна! Полноте, успокойтесь!

– Просто злой рок какой-то, просто злой рок!

Лера, так и не пробившись сквозь спины в центр, вдруг начала отчаянно мерзнуть. И решила вернуться. И уже повернулась, чтобы уйти, как ее окликнул дребезжащий голос той женщины, которая плакала:

– Девушка! Девушка, погодите!

Лера обернулась. Аккуратно одетая женщина с сильно заплаканным покрасневшим лицом смотрела прямо на нее. Зло смотрела, нехорошо.

– Вы мне? – уточнила Лера, ткнув себя пальчиком в грудь.

– Вам! Вы ведь проживаете сейчас на одной жилплощади с Лавровым Александром Ивановичем? – осведомилась она с неожиданным осуждением.

– Допустим.

Лера встала в позу. Уступчивой и терпимой она могла быть сколько угодно, но лишь с Саней. Только с ним одним! С другими она могла быть и дерзкой, и вздорной, и совершенно невоспитанной, вот так!