Подземелье Иркаллы

Alexandra Catherine

Плио отрицательно тряхнула головою и решительно произнесла:

— Предоставь мне право решать самой. Если они пожелают уехать, пусть едут. Я останусь с тобой.

— Ты навлечёшь на себя гнев собственных отца и брата, — спокойно произнёс Лорен, дивясь ее мрачной решимости.

— Неужто полагаешь ты, что это меня сейчас заботит? — гневно вопросила она. — Мое место с тобой.

Лорен, не удостаивавший ее взглядом, обернулся, взял ее руку в свою и тихо сказал:

— Я не желаю, чтобы из-за меня ты была несчастна.

—

Тебе станет легче, если я покину тебя? — фыркнула она. — Я остаюсь.

Лорен улыбнулся, грустно, нежно, благодарно. После притянул Плио к себе и, не стесняясь ни слуг, ни целителя Скипия, ни кого-либо еще, покрыл поцелуями ее губы.

Он глубоко вздохнул и вновь обратился к сестре, дыхание которой трепетало в его руках, будто птенец, выпавший из гнезда, новорожденный и слабый.

Вдруг Акме с трудом вздохнула, повернула голову к свету, медленно открыла глаза и, увидев брата, выдохнула:

— Лорен…

— Да, Акме, дорогая, я здесь! — воскликнул он, кинувшись к ней и упав на колени рядом с ее кроватью, и встревоженный, и обрадованный ее пробуждением.

— Гаральд?..

— Я здесь! — воскликнул он, становясь на колени рядом с Лореном.

— Августа! — простонала она шёпотом. — Лорен, умоляю, привези мне Августу! Я должна ее увидеть!

И, потеряв сознание от усилия, затихла.

— Августу?! — выдохнула побледневшая Реция. — Путь займёт четыре дня туда и четыре обратно… Акме…

— Протянет! — ожесточено воскликнул Лорен, трясясь. — Она протянет больше нас с вами!

— Я отправляюсь сейчас же! — сказала рыжеволосая девушка и, не задерживаясь, вылетела из шатра.

Никто даже не успел сказать ей ни слова.

Борьба за жизнь Акме Рин продолжалась. Спасительница Удела, обессиленная и терзаемая лихорадкою, почти не приходила в себя. Она уже даже не угасала. Состояние ее оставалось неизменно тяжёлым и не предвидело улучшений. Лорен бился изо всех сил, мысленно сравнивая себя с пчелой, залетевшей в дом и бившейся о прозрачное стекло, которое она не могла разбить, но пыталась до последнего вздоха.

Все были измучены. Воинам хотелось вернуться, но многие из них помнили о том, что девушка, спасшая их жизни, находилась при смерти, и ратовали за ее выздоровление.

Но на третий день после сражения, которое, несомненно, должно было войти в историю, неизвестность сдвинулась с мёртвой точки.

Акме стало хуже.

Ее тело, из которого были высосаны все жизненные соки, более не могло сопротивляться страшной лихорадке. Оно не принимало ни воды, ни еды, и девушка погрузилась в тяжёлое забытьё, более не приходя в себя.

В эти черные часы Лорен вовсе перестал отходить от нее, вместе со всеми осознавая, что все было кончено, но все еще упрямо веря в чудесное избавление.

«Акме, — думал он с глухим отчаянием, — с твои именем связано столько чудес! Ты выжила после Коцита, после Кунабулы, ты выстояла против многотысячной

армии! Прости, у меня не получается бороться за твою жизнь, если ты сопротивляешься. Борись, Акме, молю, борись!»

Гаральд Алистер был его незаменимым спутником в его горе. Плио тоже поддерживала его и не отлучалась почти никогда, но лишь с герцогом целитель чувствовал единство, ибо Гаральд лишь ее любил и не знал будущего своего без нее.

Государь Арнил пытался отвлечься на карнеоласских и атийских делах, но не мог. А когда узнал об ухудшениях, вовсе забыл покой.

Что чувствовал и о чем думал Цесперий, позволивший ей бежать, нельзя было угадать. Ранее он считал Акме лишь средством для достижения столь благородной и всем угодной цели. При достижении цели о средстве следовало забыть. Оно тихо и безропотно угасало под радостный гром фанфар, с которым многим не терпелось ворваться во все столицы Архея, но фавн, жрец своей божественной царицы, оставшейся довольной поворотом событий, не мог найти себе места.

Руфин Кицвилан и Элай Андриган уехали в Саарду вместе с Рецией, капитаном Цере и Катайром, боясь опоздать, но понимая, в каком состоянии они найдут Акме. Реция и добрый здоровяк Катайр плакали навзрыд, покидая лагерь.

«Ждать осталось недолго, — пришла в голову Лорена страшная мысль, появившаяся ниоткуда, произнесённая голосом сестры. — Тебе надо выспаться».

«Как жить дальше?» — мысленно шептал он, слипавшимися от усталости глазами выискивая улучшения, держа ее за руку, даруя ей свой свет.

— Она приближается к кризису, — заявил Скипий на исходе пятого дня.

Лорен посмотрел на него пустыми глазами и ничего не ответил. Сохраняли молчание и все остальные. Гаральд уже несколько часов сидел, локти свои положив на колени и сжав руками голову. Арнил вздрогнул. Густаво непонимающе замотал головой. Буливид, Авдий и Хельс молча опустили глаза. Последний утирал слезы.

— Она уходит, Лорен, — шепнул ему старый целитель, не спасший ни своего короля, ни кронпринца. — Ты должен быть готов к этому.

— Она лишь не желает бороться, — беспорядочно забормотал Лорен, растерянно глядя на свои руки, сияющие белым светом. — Но она сильная, она…

— Мы убили её, — хрипло, не поднимая головы, произнёс Гаральд. — Дело не в том, что она упрямилась, стремилась принять участие в битве, завершив ее без иных жертв, кроме своей. Мы убили ее, ибо не нашли иного способа. А многие даже и не искали. Мы просто пожертвовали ею…

Лорен прояснившимся взглядом оглядывал бледное и измождённое лицо младшей сестры, у постели которой он не раз сидел вот так, без сна, еще с тех времён, когда она была маленькой. Он глядел на разметавшиеся по подушке длинные густые пряди ее волос. Ее холодеющие и обессиленные пальцы были более не в состоянии сжаться. Она, защитившая всех, оказалась столь беззащитна для себя, а брат, предназначенный ей в Спасители, не смог спасти ее.