Подземный мир и живая вода
Шрифт:
Выехали из Минска поутру. К концу дня Вольф рассчитывал заночевать в Логожеске, городке, который раньше принадлежал Чарторыйским. Неспроста Люциус Чорторыльский взял фамилию, похожую на известную в здешних краях. Лет так тридцать пять назад Логожеск вместе с замком сожгли татары. Кто-то из выживших отстроился на пепелище, а потом, двенадцать лет назад, пришли Тышкевичи, восстановили замок и церковь, и Логожеск ожил. Вроде и городом не назвать, маловат. Но и не деревня. Замок есть, церковь есть, дорога есть,
Под вечер началась метель. Замела дорогу со всеми следами. Лошади по очереди пробивали тропу по снегу глубиной по колено.
Бенвенуто замерз, и тулуп не помогал. Настоящую зиму итальянец видел в первый раз. Каждый день да через день после Берестья он покупал себе что-то теплое, и теперь ехал, дополнительно к своей привычной одежде надев тулуп, теплые подштанники, ноговицы поверх чулок, рукавицы и совершенно крестьянскую меховую шапку с ушами, обвязанную еще и платком, чтобы плотнее сидела на голове.
Вольф даже отдал ему боярскую шубу в обмен на тулуп. Под шубу влезли все слои одежды, а длинные полы закрывали ноги по самые стремена.
Первым, как и под землей, ехал знавший дорогу и местные обычаи Вольф. За ним закутанный Бенвенуто, замыкающим Ласка, а рядом с ним или сзади трусила Толстушка, привязанная к седлу длинной веревкой.
За день проехали примерно сколько должны были. Может, чуть меньше. Кого-то обогнали, кого-то встретили. Проехали известные Вольфу села и пообедали в знакомом Вольфу месте. В правильности выбранной дороги сомневаться не приходилось. Но не то слишком замедлились из-за метели, не то Логожеск куда-то подевался. Вот уже и закат, и сумерки, но дорога пустая, хоть в сугробе на ночь окапывайся. Поворачивать назад поздно, до последней деревни слишком далеко.
Посреди дороги стояла группа людей, перекрывая проезд. Ласка подумал, что вряд ли это разбойники, не ледяные же разбойники, чтобы в холод и в метель ждать случайных путников, стоя посреди дороги.
Вольф подумал так же и без опасений приблизился.
— Люди добрые, далеко до Логожеска? — спросил он.
Тут метель утихла, и фигуры на дороге оказались никакими не людьми, а чудищами вроде тех, что Ласка встретил в Дубровно.
Чудища расступились. Ласка увидел ведьму с зелеными волосами, которая уже вдохнула, выгнулась и готова издать свой смертоносный крик.
— Падай! Уши закрой! — крикнул Вольф.
Бенвенуто не понял, и Вольф сдернул его с лошади за поднятый ворот шубы. Ласка, как только увидел зеленые волосы, вспомнил корчму под Дубровно и спешился. Тут же сбросил накрученную на луку седла веревку, за которую вел Толстушку.
Крик сдувал лежачего хуже, чем ветер. Резал уши, зажатые ладонями в рукавицах. Проникал в мозг через темя, потому что шапка улетела сразу же. Заставлял все тело дрожать, невзирая на тулуп, как натянутый парус дрожит под штормовым ветром. Ласка открыл рот, чтобы помянуть Господа, сказать что-то вслух не вышло, но голове стало легче.
Рядом
— Иг! — чья-то лошадь впереди не успела договорить «игого» и тоже упала.
И третья. Толстушку Ласка не услышал и понадеялся, что та жива.
Крик прекратился. Ласка вскочил, огляделся и выхватил саблю. Сабля как будто придала сил, во всяком случае, головная боль исчезла сразу же. На чудищ крик тоже как-то действовал, поэтому они отступили за спину ведьмы, не успели подбежать сей момент и дали время скинуть пояс и тулуп.
Метель отступила. По бокам от дороги стояла снежная взвесь, а с самой дороги сдуло весь снег, который образовал огромный сугроб за спиной. Три лошади лежали без признаков жизни. Рядом с ними лежали Вольф и Бенвенуто, но живые, шевелились немного и пытались встать.
Вольф, как оборотень, выдерживал все беды, кроме серебра, более стойко, чем люди. Бенвенуто ехал в меховой шапке, обвязанной платком. Ласка оказался заметно дальше от ведьмы, чем друзья.
Ласка с саблей побежал навстречу чудищам, чтобы они не добрались до друзей раньше, чем те поднимутся.
Ррраз! — и сабля сносит голову человеку с клыками, который не дотянулся до доброго молодца длиннющими когтями на руках.
Два! — и тварь, пикирующая сверху на перепончатых крыльях, с распоротым брюхом втыкается головой в дорогу.
Три! — и топор, ух ты, чудище с топором, проносится на ладонь выше макушки, а сабля чисто отсекает руку у второго клыкастого как бы человека в потертом синем кафтане с пятнами крови.
Четыре! — лохматый старичок изрыгает изо рта облако густой пыли, но булат проходил через пыль, которая сразу же опадает снежинками, и разваливает пополам голову колдуна.
Пять! — удар наотмашь игольчатым острием по силуэту, мелькнувшему за правым плечом, наудачу, не целясь. Сабля входит в чешуйчатую грудь на две ладони и вылетает обратно в сопровождении струи черной крови.
Шесть… — никого.
Чудища расступились кругом, а перед Лаской оказался тот, кого он подстрелил серебром в Дубровно. Чорторыльский и Фредерик называли его «Вий, король подземных гномов».
Четверо карликов уже подняли ему железные веки, зацепив вилами за спутавшиеся проволочные ресницы. Из-под век глядели огромные карие глаза со зрачками в виде черной звездочки.
Рядом с Вием встала зеленоволосая ведьма Ядвига.
— Силен, москалик, — сказала она и поправила волосы жестом, как простоволосые девицы делают перед понравившимися парнями, — Не ты ли присудил корону Луизе?
— Я. Спасибо скажи, что не тебе.
— Не скажу, — Ядвига нахмурилась, — Отдай саблю.
— Больше тебе ничего не отдать?
— Отдать, отдать. Вий тебя насквозь видит. Скажет пару слов, и нет тебя. В твоем положении быстрая смерть — предел мечтаний.
— Мы с саблей так не думаем, — Ласка повернул черный от крови клинок к Ядвиге.