Поэтический мир прерафаэлитов

Теннисон Альфред

Dante Gabriel Rossetti PORTRAIT OF ELIZABETH SIDDAL, SEATED AT A WINDOW Graphite, pen and ink on paper. 1854 Fitzwilliam Museum, Cambridge

Данте Габриэль Россетти ПОРТРЕТ ЭЛИЗАБЕТ СИДДАЛ, СИДЯЩЕЙ У ОКНА Бумага, карандаш, перо, чернила. 1854 Музей Фицуильяма, Кембридж

В МАСТЕРСКОЙ ХУДОЖНИКА

Везде она, на всех его холстах, Всё та же — сидя, стоя, полулежа, За драпировкой, в полумраке ложа, И красоту умножа в зеркалах. Монархиня в рубиновых шелках, В зеленом ситце, как весна, пригожа, Святая, ангел — но всегда похожа, Бессмертный идеал в его глазах. И день, и ночь любуется он ею, И преданно она глядит в ответ — Луны прекрасней, солнца веселее, Не ведая

тоски прошедших лет — Та, кем он жил, мечты свои лелея, Когда еще сиял надежды свет. Перевод А. Круглова

REMEMBER

Remember me when I am gone away, Gone far away into the silent land; When you can no more hold me by the hand, Nor I half turn to go yet turning stay. Remember me when no more day by day You tell me of our future that you planned: Only remember me; you understand It will be late to counsel then or pray. Yet if you should forget me for a while And afterwards remember, do not grieve: For if the darkness and corruption leave A vestige of the thoughts that once I had, Better by far you should forget and smile Than that you should remember and be sad.

НЕ ПОЗАБУДЬ

Не позабудь меня, не позабудь, Когда уйду одна во тьме беззвездной И ни тебе, ни мне мольбою слезной Ухода моего не оттянуть, Когда придется руки разомкнуть И день, и год грядущий встретить розно, — Не позабудь! — прошу, пока не поздно Еще условиться о чем-нибудь. Но только не грусти! Пусть на мгновенье Меня забудешь — это не беда: Я предпочту, исчезнув навсегда Там, за порогом тлена и забвенья, Чтоб ты меня с улыбкой забывал — Чем, вечно помня, вечно горевал. Перевод М. Бородицкой

FROM THE THREAD OF LIFE’

I

The irresponsive silence of the land, The irresponsive sounding of the sea, Speak both one message of one sense to me: — Aloof, aloof, we stand aloof, so stand Thou too aloof bound with the flawless band Of inner solitude; we bind not thee; But who from thy self-chain shall set thee free? What heart shall touch thy heart? what hand thy hand? — And I am sometimes proud and sometimes meek, And sometimes I remember days of old When fellowship seemed not so far to seek And all the world and I seemed much less cold, And at the rainbow’s foot lay surely gold, And hope felt strong and life itself not weak.

ИЗ ЦИКЛА «НИТЬ ЖИЗНИ»

I

Молчанье равнодушное земли И равнодушный рокот океана Одно мне повторяют неустанно: «Мы одиноки, мы от всех вдали, И ты одна! Душе своей внемли: Неужто впрямь сиротство ей желанно? Но кто пробьет сей панцирь без изъяна, Чтоб сердце с сердцем встретиться могли?» А я то протестую, то немею И возвращаюсь памятью назад, Туда, где дружба и надежда с нею Цвели вокруг меня, как щедрый сад, Под каждой радугой таился клад И жизнь была моложе и сильнее. Перевод М. Бородицкой

AN APPLE GATHERING

I plucked pink blossoms from mine apple-tree And wore them all that evening in my hair: Then in due season when I went to see I found no apples there. With dangling basket all along the grass As I had come I went the selfsame track: My neighbours mocked me while they saw me pass So empty-handed back. Lilian and Lilias smiled in trudging by, Their heaped-up basket teazed me like a jeer; Sweet-voiced they sang beneath the sunset sky, Their mother’s home was near. Plump Gertrude passed me with her basket full, A stronger hand than hers helped it along; A voice talked with her through the shadows cool More sweet to me than song. Ah Willie, Willie, was my love less worth Than apples with their green leaves piled above? I counted rosiest apples on the earth Of far less worth than love. So once it was with me you stooped to talk Laughing and listening in this very lane; To think that by this way we used to walk We shall not walk again! I let my neighbours pass me, ones and twos And groups; the latest said the night grew chill, And hastened: but I loitered, while the dews Fell fast I loitered still.

СБОР

ЯБЛОК

Вплела я в косы яблоневый цвет — Я с дерева его оборвала. Потом гляжу — а яблок нет как нет, Когда пора пришла. Знакомой тропкой, средь высоких трав, С пустой корзинкой я брела домой. Мои соседки, это увидав, Смеялись надо мной. Вот усмехнулись Лилиан и Лил — Обречена насмешке я внимать. Алел закат, напев девичий плыл, Ждала их дома мать. Вот у Гертруды — урожай немал. Рука мужская помогала ей, Знакомый голос рядышком звучал, Он был мне всех милей. Ах, Вилли, друг! Ужели не нужна Моя любовь и больше не влечет? Я думала, что сладостней она, Чем самый сочный плод! Когда-то ты, смеясь, болтал со мной, Здесь, на тропе, стояли мы вдвоем. Подумать только! Тропкою одной Мы больше не пройдем. Гурьбой, поодиночке и по две Прошли соседки; смолкли голоса. Бродила я, покуда на траве Не выпала роса. Перевод В. Сергеевой

A DAUGHTER OF EVE

A fool I was to sleep at noon, And wake when night is chilly Beneath the comfortless cold moon; A fool to pluck my rose too soon, A fool to snap my lily. My garden-plot I have not kept; Faded and all-forsaken, I weep as I have never wept: Oh it was summer when I slept, It’s winter now I waken. Talk what you please of future Spring And sun-warmed sweet to-morrow: — Stripped bare of hope and everything, No more to laugh, no more to sing, I sit alone with sorrow.

ДОЧЕРЬ ЕВЫ

Зачем спала я в час дневной? Проснулась в ночь и в холод Под неприветливой луной; Я розу сорвала весной, А был цветок так молод. Свой сад я не устерегла; Отринутая всеми, Как облетевшая ветла, Я плачу: лето проспала, Зимы настало время. Пускай вам грезится весна — Ее дождусь едва ли: Душа надежды лишена, Безрадостна, обнажена, Одна в своей печали. Перевод В. Окуня

AT HOME

When I was dead, my spirit turned To seek the much-frequented house: I passed the door, and saw my friends Feasting beneath green orange boughs; From hand to hand they pushed the wine, They sucked the pulp of plum and peach; They sang, they jested, and they laughed, For each was loved of each. I listened to their honest chat: Said one: ‘To-morrow we shall be Plod plod along the featureless sands, And coasting miles and miles of sea.’ Said one: ‘Before the turn of tide We will achieve the eyrie-seat.’ Said one: ‘To-morrow shall be like To-day, but much more sweet.’ ‘To-morrow,’ said they, strong with hope, And dwelt upon the pleasant way: ‘To-morrow,’ cried they, one and all, While no one spoke of yesterday. Their life stood full at blessed noon; I, only I, had passed away: To-morrow and to-day,’ they cried; I was of yesterday. I shivered comfortless, but cast No chill across the table-cloth; I, all-forgotten, shivered, sad To stay, and yet to part how loth: I passed from the familiar room, I who from love had passed away, Like the remembrance of a guest That tarrieth but a day.