Поэты 1820-1830-х годов. Том 2

Тимофеев Алексей Васильевич

4. СМОЛЬНЫЙ МОНАСТЫРЬ

25 февраля

Итак, друзья, как видно, я решился Излить всю душу в звуках и стихах! О! если б весь я в звуки превратился И так же, как они, исчезнул в небесах! Еще я пил из чаши, полной яда! Но, боже мой, как сладок этот яд! За миг один, за два прекрасных взгляда Цвет жизни и всю жизнь отдать я рад! Воздушны пери предо мной мелькали, Меж них царицею она была; Мне очи голубиные сияли, Мне речь ее жемчужная текла.

5. PROGRAMME

DES EXAMENS PUBLICS `A LA COMMUNAUT'E IMPERIAL DES DEMOISELLES NOBLES: RELIGION, HISTOIRE, CHANT D’EGLISE [197]

Как много есть поэзии глубокой В программе этой, для иных сухой! Как солнце в небесах, стоит высоко Религия над жизнию

земной. А долу — разливался, бушует, Кипит клокочущий поток страстей, По воле рока буйно торжествует Секира черни или меч царей. Но в стройной пляске, светлою грядою Над миром думы Вечного плывут, Играют пестрою людей толпою И свет в пучины вечности лиют. И навсегда земное умолкает, И чистых ангелов воздушный строй Врата небес пред нами отверзает При звуках арфы, с песнью трисвятой. Февраль 1833

197

Программа публичных экзаменов в императорском институте благородных девиц: Религия, История, Церковное песнопение (франц.). — Ред.

277. <МОНОЛОГ ВОЛЬДЕМАРА>

(один; смотрит на часы) Пробило десять. Так! Свершилось всё! И к вековому зданью предрассудков Я первый должен факел поднести? Зажечь пожар неистовый, в котором Столетье ветхое сгорит? Постой, Безумный юноша! Что начинаешь ты? Ты властен ли сказать огню: «Здесь твой предел!», Ты можешь ли из бурного хаоса Могучим словом вызвать новый мир? О, как страшно среди моря злого Без руля и весел плыть! И не знать магического слова, Чтоб стихии усмирить! И в борении ужасном И бессильном волны рассекать, К небу руки воздевать напрасно И в слепой пучине утопать! Так в долине погибает В бурю стая голубков, На скалы орел взлетает Выше молний и громов. Мощный дух стихии заклинает И выходит светлый из валов; Повелит — и возникает Из хаоса новый ряд миров! Зачем не суждено мне век прожить В приюте селянина — мирном, тесном? И в чаще сельского родного сада Не слышать шума площади народной? ……………………………………… ……………………………………… Нет, нет! О дух сомненья, удались! Сам бог с младенчества меня избрал, Да буду я вождем его народу: Его десница привела меня На стогны, в жизнь кипящую столицы; Он дум божественных открыл мне тайны, Мне очи прояснил, да вижу я Неправды сильных, скорбь Его народа И переполненную меру зла — При корне дерева лежит секира; Созрела жатва: ангелов своих Владыка шлет исторгнуть плевелы. Мне ль в бездействии, тоскуя, Как былинке прозябать? Нет! Я бог! Миры хочу я Разрушать и созидать! Дайте крылья! Дайте силы! Дайте Леты мне испить, Чтоб и дружбу, и всех милых, И тебя, любовь, забыть! Ринусь в дикое веков боренье! Лавр меня победный обовьет; Я паду — но песню искупленья Надо мной столетье пропоет! 1833

278. <ПЕСНЬ СОФИИ>

Не войду я в храм, сияющий Блеском радужных огней, И невесту восхваляющий Лик не встретит у дверей. И златой венец венчальный Мне главы не осенит, И нас перстень обручальный, Милый друг, не съединит. Под венцом, склонясь главою, В пляске важной и святой, Не пойду я вкруг налоя Рука об руку с тобой. Мне не пить вина заветного Трижды в чаше золотой; Мне лобзания приветного Не делить, душа, с тобой. Церкви нашей песнопения Надо мной не загремят; Матери благословения Мне главы не осенят. Вместо платья мне венчального — Белый саван гробовой; Вместо пенья ликовального — Со святыми упокой! 1833

279. POT-POURRI, ИЛИ ЧЕГО ХОЧЕШЬ, ТОГО ПРОСИШЬ

(Для февральского праздника 1834)

<1>

За синим за морем, в далекой земле, Сошлись молодцы пировать в феврале. Тарелки брязжат, и стаканы звенят, И вольные речи, сверкая, кипят. Дверь настежь — с гуслями вошел старичок, И всем поклонился, и сел в уголок. За ним с самопрялкой старуха вошла, С собой для потехи кота привела. Ерошится кот и сверкает хребтом, Сердито мурлычет и машет хвостом. Уселась

старуха — прядет и поет; Под музыку пляшет, мурлыкая, кот.

Старуха

 (поет в нос) Пряжа тонкая прядися! Веретенышко вертися! А веревочка плетися! Тру-ру, тру-ру, тру-ру.

Кот

Мяу, мяу, голубок, Не гуляй, друг, одинок! Мяу, мяу, молодцы, Прячьте в воду все концы! Мяу, мяу, мяу, мяу, мяу. И старец пустился на гуслях играть — С присвистом, с прищелком пошел припевать.

Старик

Ай веревочка свивается, Ай люли! Ай люли! В узелочек заплетается, Ай люли! Ай люли! Да на шейку надевается, Ай люли! Ай люли!

Старуха

Пряжа тонкая прядися! Веретенышко вертися! А веревочка плетися! Тру-ру, тру-ру, тру-ру.

Кот

Мяу, мяу, серый кот! Кошечка на крыше ждет. Мяу, мяу, чижик мой, Сидя в клетке, смирно пой. Мяу, мяу, мяу.

Старик

(закатисто) Ах, головушки вы удалые, По французской моде завитые! Вам недолго почивать На подушечках пуховых, Вам недолго погулять В мягких шапочках бобровых! Ай веревочка свивается, Ай люли! Ай люли! В узелочек заплетается, Ай люли! Ай люли! Да на шейку надевается, Ай люли! Ай люли!

Старуха

Пряжа тонкая прядися! Веретенышко вертися! А веревочка плетися! Тру-ру, тру-ру, тру-ру.

Кот

Мяу, мяу, кот глядит: Чижик в клетке не сидит; Мяу, мяу, чиж запел, — Чижика наш котик съел. Мяу, мяу, мяу, мяу.

Старик

(закатисто) Ах, вы шейки белоснежные! Дети барские вы, нежные! Галстучки шелковые, Други, покидайте! Галстучки пеньковые К зиме припасайте. Ай, веревочка свивается… Тут барин, схватясь за бутылку, сказал: «Перестань, старый черт, ты мне скуку нагнал! Старуха, не пой! А ты, кот, не пляши! А лучше, старик, ты нам сказку скажи!» Старушка и котик затихнули вмиг, И начал им сказочку баять старик.

СКАЗКА О ТРЕХ НОВЫХ ГОДАХ

В один вечерок — настает новый год — Гурьба молодцов на попойку идет. Вино и шипит, и звездится в кубках, И младость бунтует в могучих сердцах. Вино через край начинает уж течь, Течет через край и широкая речь. Свобода и доблесть у всех на устах, И песня лихая на звонких струнах. И каждый орлиным полетом летит, И смело грядущему в очи глядит; И к богу кричит: «Я не хуже тебя! И мир перестрою по-своему я!» А вот и опять настает новый год, И кучка друзей на пирушку идет. Да только не все собрались пировать: Один — за бостон, а другой — почивать. Другой говорит: «Не приду я, друзья: Жена у меня и большая семья». А третий: «Ведь я человек должностной! И мне ль куликать с молодежью пустой?» И вино уж не льется рекой, И не слышно уж песни лихой, А только, собравшись кружком, Всяк шепчется с другом тишком. А вот и опять настает новый год — Да что-то никто на пирушку нейдет. А в темной конурке горит огонек, В конурке сидит молодец одинок. Вино на дубовом столе не кипит, На столике кружка с водицей стоит, И заперты крепко затворы дверей, Чтоб не было в комнате лишних гостей. Вот полночь проходит — и глухо шумят, И двери скрыпят, и задвижки визжат. Со связкой ключей человечек вошел: «Здоров, молодец! Новый год уж пришел! Я весточку к новому году припас: Тебе новоселье готово у нас. Два столба с перекладиной — вот тебе дом! Высок и светёл, и зефиры кругом, И жавронок в небе, как в клетке, поет, По зелену полю гуляет народ. Там будешь, дружок, припеваючи жить, Пока ангелы станут в трубы трубить». Теперь, слава богу! дошли до конца — За это мне дайте стаканчик винца. Не корите, друзья, за рассказ мой плохой: Таков уж обычай на Руси святой,— Веселую песню за здравье начнем, А после на вечную память сведем. А вам я желаю, без мук и забот, Не раз, господа, повстречать новый год.