Поэты 1820-1830-х годов. Том 2

Тимофеев Алексей Васильевич

2

Руками сильными Самсон Льву челюсти во гневе раздирает. Из зева пена бьет, и грозно зверя стон Окрестности далеко оглашает. Здесь возвышается волшебная гора И свой закон нарушила природа: Везде видна воды с огнем игра! Уступы, лестницы кипят толпой народа. Пленяет взор и мрамор, и коралл, И статуи, и чаши золотые, И льющийся блистательный кристалл Через узоры огневые. Здесь роща темная сияет вся в звездах; Кругом алмазами, как яхонт, пруд украшен. Ряд огненных столпов, и пирамид, и башен Блистает в просеке и смотрится в водах Канала длинного. Вдали чернеет море, В равнине зеркальной своей Строй отражает кораблей В сияющем уборе И восходящую сребристую луну. Звук музыки привлек дремавшую волну,

О берега она тихонько плещет. Над гаванью сияет храм; С треножника курится фимиам, И в небесах над ним царицы вензель блещет.

3

Угаснули волшебные чертоги, Пустеет Петергофский сад. До городских ворот, во всю длину дороги, Различных экипажей ряд Тихонько движется. Все дремлют или спят. Близ Стрельны в пень три стали клячи, — Ни с места, хоть убей! «Провал возьми! Какие неудачи! — Ворчит в карете бас. — Отворь-ка, Тимофей. Жена, ведь вылезать придется из кареты!» — «Ах батьки-светы! Неужто с дочерьми тащиться мне пешком? Нельзя ли как доехать, хоть ползком?»

Барин

 (с сердцем) Доехать!.. Знаем эти песни!.. Ну что? Нейдут?

Слуга

Нейдут, сударь, хоть тресни!

Барин

Да что без шляпы ты? Куда ее девал?

Слуга

Не знаю-с. Видно, я вздремал И обронил.

Барин

Зевака! Чтоб завтра же была, на собственный твой счет! Как, плут, не потерял ты фрака! Без памяти, бездельник, пьет!

Слуга

Помилуйте-с! Во рту и капли не бывало.

Барин

Молчать!.. Нет, видно, нам пришлось пешком идти. На лошадей надежды мало, Других же здесь нельзя найти. Мы самовар вперед отправим с Тимофеем, Вон там, за рощицей, согреем, А после чаю отдохнем, И к вечеру, авось, и к дому добредем. Между 1825 и 1830, <1842>

283. <ИЗ ПОВЕСТИ «МОДЕСТ ПРАВДИН, или ТЕРПИ КАЗАК — АТАМАН БУДЕШЬ»>

СОВЕТНИК

Возможет ли поэзии резец Изобразить Елагинский дворец, Когда он, месяца лучами освещенный, В кристалл Невы глядяся голубой, Любуется собой? Решеткой легкою, как блондой, окруженный, Вокруг дворца прелестный виден сад, Где ветерок разносит аромат, Над рядом цветников порхая; Где извилась дорожка золотая По изумрудной мураве. Здесь лестница спускается к Неве, Там яхта, золотом блистая, Гордится флагом: два крыла Чернеются на нем двуглавого орла. Звук музыки умолк; в саду редели Толпы гуляющих; все тянутся домой. Вот лавочник с дородною женой, Вот нищий в фризовой шинели И франт в плаще; за ним мастеровой. Мелькают дрожки и кареты, Идет квартальный, там кадеты, Там дальше блещут эполеты, Там шляпки, и чепцы, и пестрота, и смесь; Всего же более везде встречаешь спесь. Елагин опустел; лишь на скамье сидели Два чудака. Два длиннополых сюртука Их от росы холодной грели. Вот встали со скамьи, идут; Уж миновали пруд И через мост прошли. Дорожкой меж акаций Спешат они достигнуть Колтовской, Под кров смиренный и простой, Где с музами хозяин, как Гораций, Спокойно век проводит свой. Советником в Палате уголовной Модест Правдин служил. Не выгоды, не блеск пленял его чиновный: Он лести не терпел, душою не кривил. Честь, долг, любовь к царю, закон и польза ближних Руководили им. Он сильным не спускал И не теснил, в угоду высшим, нижних; В нем правый верную защиту обретал. Уж много раз и клевета, и злоба Искали гибели его,— Он не страшился ничего И чести дал обет не изменить до гроба.

ТУЗ

Подробно вам описан дом, Наш снисходительный читатель, Но вам хозяин не знаком. Уж он теперь не тот мечтатель И ветреник, что прежде был; Давно с большим простился светом, Науки страстно полюбил

И сделался анахоретом. Прошло лет десять с той поры, Как он пустился в вихорь света С порога университета. Бывало, знал одни обеды да пиры И не сходил долой с паркета. Еще в младенчестве лишился он отца И матери; был дяде всем обязан, И к старику всегда, как сын, он был привязан. У Богатонова купца Случилось Правдину однажды быть на бале. Досыта навертевшись в зале, Он вышел отдохнуть в диванную. Кипел Давно там жаркий бой. В руке дрожащей мел Разнообразные узоры Чертил на зелени полей, И двигались по ним холмы и горы Червонцев и рублей. Там на одном столе налево и направо Листочки падали. Банкир торжествовал. (Уж тысяч сто он наиграл.) «Валет убит? Ну браво! В четвертый только раз! Но, господа, уж третий час, Пора бы кончить. Иль, пожалуй, Еще мечу! Я, право, добрый малый!» Меж тем бледнее мертвецов Вокруг стола сидел кружок купцов И разных игроков, гражданских и военных, С унылым видом побежденных. Горели жадностью и злобой их глаза. Правдин для шалости поставил на туза Целковый. Банкомет, отдвинув прочь, прибавил: «Я важных сумм не бью». Уколотый Правдин пятьсот рублей поставил. «Прошу вас карту бить мою». «Модест! Ну что б теперь твой дядя Сказал, на эту глупость глядя? — Шепнула совесть Правдину. — Лишь жалованьем жить, и ставить Пятьсот рублей, и на одну!.. Но от дурачества тебя уж не избавить». И вот Правдин, с волненьем тайным На карты устремя глаза, Нетерпеливо ждет туза. Идут порядком обычайным Валеты, дамы, короли И движут по столу рубли. Туз взял! Пятьсот рублей в кармане. «Но лучше уголок загнуть», — Корыстолюбие успело тут шепнуть. В каком-то гибельном тумане Рассудок Правдина. Как будто бы сквозь сон, За картой карту ставит он. Уж десять тысяч взял он пленных. Дрожит, бледнея, банкомет. «Ужель для выгод ты презренных Забудешь честь твою? Нет, нет!» — Заговорила громко совесть В душе высокой Правдина. Хоть в этом месте наша повесть Не всем покажется верна, Однако ж то известно точно (Придет же этакой каприз!), Что вдруг на даму весь свой приз Правдин поставил, и нарочно, Чтоб проиграть. Но, как ни бился, Не мог он проиграть никак, И до того догорячился, Что целый банк сорвал, чудак!

КАПИТАН

Правдин выходит в зал. Там был уж прямо пир горою! Шампанское лилось рекою; Хозяин казачка в восторге заплясал С каким-то полновесным кумом. Весь пол дрожал. С ужасным, нестерпимым шумом Им аплодируют. Чуть не оглох Правдин, И спасся в отдаленный Покой, где был один Какой-то офицер. Он, в мысли погруженный, Стоял, опершись о камин.

Правдин

Вы, верно, удалились Сюда, как я же, отдохнуть?

Офицер

Да. Слишком уж развеселились! Здесь поспокойнее. Притом ужасно грудь Теснит.

Правдин

Конечно, простудились. Однако ж очень вы бледны. Совет бы мой: скорей в постелю, Да выпить бузины.

Офицер

О, ничего! Меня не будет чрез неделю, Мы умереть должны ж когда-нибудь.

Правдин

Помилуйте! Беда великая, что грудь Болит! К чему так мрачно мыслить! Одна лишь смерть на свете есть, Болезней же не перечислить. Позвольте мне узнать, с кем я имею честь…

Офицер

Мечинский, капитан.

Правдин

Мне было бы приятно, Когда б доверенность мог вашу заслужить.

Офицер

Я уж сказал, что, вероятно, Недолго мне осталось жить.

Правдин

Вы удивляете меня. Чистосердечность, Наверно, вас не оскорбит: Мне в том ручается ваш благородный вид. Шагнуть охота ваша в вечность, По чести, мне смешна.