Поэзия английского романтизма XIX века

Скотт Вальтер

16

А чем гордиться? Тем ли, что фонтан Не столь плаксив, как нищего гримаса? А чем гордиться? Тем ли, что тимьян Благоуханней, чем гнилое мясо? А чем гордиться? Тем ли, что карман Набит не хуже, чем казна Мидаса? А чем гордиться? Пусть ответ дадут: Во имя правды, чем гордиться тут?

17

Так жили оба, жизнь свою запрятав Подалее от взоров бедняка, В наживе достигая результатов, Как два еврея, два ростовщика, Два мытаря, два мула для дукатов, Два ястреба, два жадных паука, Искусно изучившие наречья Иберии,

Тосканы, Междуречья.

18

Но как смогли исчадия контор Проведать, что в душе таит девица? Как уследить сумел их жадный взор, К какой наживе юноша стремится? О, лучше б их сразил библейский мор! Но братьям не случилось ошибиться; Пусть каждый, кто огнем любви объят, Как заяц на бегу, глядит назад.

19

Боккаччо, сочинитель превосходный, Прошу прощенья за свою вину, У рощ твоих, у нивы многоплодной, У роз твоих, что влюблены в луну, У мирта, у лилеи благородной, Что никнет у мелодии в плену, — Простите, что в печальный тон рассказа Закралась дерзкая, чужая фраза.

20

Прости меня, Боккаччо, и тогда Рассказ пойдет спокойно, как пристало; Прости, на строки этого труда Взирая благосклонно с пьедестала; Ты в рифмы облачен — и не беда, Что проза старая поэмой стала, Что ты стихом английским зазвучал, Что ветер севера тебя помчал.

21

Проведали злокозненные братья, Что их сестра и юноша младой Друг другу дарят вздохи и объятья, — Хозяева, забывшие покой, Лоренцо слали тайные проклятья, — Слуге остаться надлежит слугой! — Для братьев было выгодней и проще Отдать сестру за фабрики и рощи.

22

Не раз кусали губы два дельца И меж собою совещались много, Каким путем остановить юнца, — И вот, обдумав все и взвесив строго, Искоренили жалость до конца, Под планом подведя черту итога, — Решенье братьев было таково: Убить Лоренцо и зарыть его.

23

Однажды юноша пред балюстрадой Стоял, встречая солнечный восход, Не зная, что по свежим росам сада К нему спешат хозяева, — и вот Услышал он: «Хотя нежна прохлада, Лоренцо, но, однако, труд не ждет: Садись в седло, послушайся совета, Сколь ни приятен тихий час рассвета.

24

Сегодня мы намерены с утра Скакать по направленью к Апеннинам, Покуда солнцу не придет пора В ветвях шиповника пылать рубином». Не зная, что за страшная игра Ведется ими с юношей невинным, Склонил Лоренцо свой покорный взгляд И поспешил к себе сменить наряд.

25

Войдя во двор, приблизясь к окнам дома, Он часто замирал, едва дыша: Быть может, ранней свежестью влекома, Она окно откроет не спеша, — И трелью смеха, музыкой знакомой Он был вознагражден: его душа Возликовала: за резной решеткой Сверкнула дева красотою кроткой.

26

«Любимая! Сколь щедры небеса, Что вижу я тебя, — сказал он нежно, — Бессильны все земные словеса Поведать, как печаль моя безбрежна: Простись со мной на целых три часа — Но встреча наша будет безмятежна!» — «До встречи, милый!» —

прозвучал ответ, И песнь летела юноше вослед.

27

Все трое ехали туда, где Арно Средь камышей танцующих течет, Где солнца луч трепещет светозарно И плещется форель на глади вод, — Следя за жертвой зорко и коварно, Злодеи-братья отыскали брод И с юношей — ошую, одесную — Вступили братья в гущину лесную.

28

Там был убит Лоренцо и зарыт. Любовь его нашла конец в могиле — Душа свободна, но она болит. Преступники мечи в реке омыли; Приявши сытый и довольный вид, Как гончие, что зверя затравили, И бодро, в первый раз за много дней, Они домой направили коней.

29

Они сестре истолковали вскоре Столь непонятный юноши отъезд: По их делам уехал он за море, И не пришлет вестей из дальних мест. Узнай, о дева, что такое горе И мужественна будь, неся свой крест; Отныне вдовий час все безнадежней, И каждый день — печальнее, чем прежний.

30

Так первый день проплакала она, Вкушая горечь и тоску разлуки, Поняв, что ночь любви не суждена; Молчание удваивало муки, И, вглядываясь в темноту, одна, Прекрасные заламывая руки, Стонала дева о своей беде И тихо призывала: «Где ты, где?»

31

Но час печали о себе не долог, Над ней иные думы взяли власть, Пропал последний горести осколок, В терпение настало время впасть, Над ней простерло ожиданье полог, В ее душе не угасала страсть, И мучили великие тревоги О юноше, томившемся в дороге.

32

В дни осени, когда багряный цвет Сменяют дерева на темно-серый И ветры свой смертельный менуэт Играют нежно на ветвях шпалеры, Чтоб каждый ствол был донага раздет, Пока зима не вышла из пещеры, — Теряла Изабелла красоту, И было ждать уже невмоготу.

33

Лоренцо не вернулся к ней. С истомой Она к убийцам обращала взор — Зачем так долго друг вдали от дома? Ей сообщали братья разный вздор, Но преступленье, словно дым Еннома, [453] Терзало их, и по ночам с тех пор Они стонали, видя сон фатальный: Свою сестру в одежде погребальной.

453

Но преступленье, словно дым Еннома… — В расположенной недалеко от Иерусалима Енномской долине древние иудеи приносили в жертву своих детей Молоху, сожигая их (см. Библия, Вторая Книга Паралипоменон, гл. 28, 3).

34

И так бы завершились дни ее, Но нечто, черным ужасом чревато, Разрушило внезапно забытье, — Так смерть от яда — быстрая отплата Испившему; так острое копье Того, кто принял дозу опиата, Внезапно отвращает от мечты К мирским страданьям, в гущу суеты.

35

То призрак был. В ногах ее постели Возник Лоренцо в тишине ночной: Он горько плакал; кудри потускнели, Иссушены гробницею лесной, И голос, что звучал нежней свирели, Проникнулся тоскою ледяной, — Могила угасила взор невинный И уши грязной залепила глиной.