Поэзия Бориса Пастернака
Шрифт:
Последнее особенно трудно переоценить.
Художник у Пастернака всегда был «заложник», но и «должник». Отданный до конца искусству, он мог сообщаться через искусство с миром как бы и поверх голов реальных современников. Это заметно в таких превосходных стихотворениях, с мощно вылепленными фигурами, психологически очень насыщенных, как «Шекспир» (1919), «Бальзак» (1927), «Опять Шопен не ищет выгод...» (1931) и др. Наложило это отпечаток и на интерпретацию Гамлета. В показе позднего Пастернака художник тоже «играет на века», порою (как Вагнер) обгоняя современный мир «на поколения четыре». Но «играет» он и «на народе
Или консерваторский зал При адском грохоте и треске До слез Чайковский потрясал Судьбой Паоло и Франчески.
(«Музыка*)
Окружающая жизнь для художника - не только источник вдохновения и предмет эстетического интереса. Она просвечена его нравственным чувством, и она сама, в свою очередь, покоряя художника, это чувство в нем порождает и укрепляет. Незыблемым и всепроникающим в поэзии Пастернака остается закон любви, закон единства, связи. Этот закон, выражающий суть и чудо творения, соединяет людей между собой, человека с природой, историю с вечностью. Мир неисчерпаем в своей полноте, прекрасен в своих основаниях, и есть такие сроки, такие «миги» и «единственные дни» - в природе, жизни, люб-
вн. труде,- когда это особенно очевидно и неопровержимо. Такие «миги», равные вечности, такие откровения узнает и улавливает, выражает и создает поэзия Пастернака.
На протяженьи многих зим Я помню дни солнцеворота, И каждый был неповторим И повторялся вновь без счета.
И целая нх череда Составилась мало-помалу - Тех дней единственных, когда Нам кажется, что время стало.
Я помню их наперечет. Зима подходит к середине. Дороги мокнут, с крыш течет, И солнце греется на льдине.
И любящие, как во сне. Друг к другу тянутся поспешней, И на деревьях в вышине Потеют от тепла скворешни.
И полусонным стрелкам лень Ворочаться на циферблате, И дольше века длится день, И не кончается объятье.
Этими стихами - «Единственные дни» (1959) - завершается лирика Пастернака. Это его последнее - нет, постоянное, всегдашнее и навсегда - поэтическое слово.
сОБРАЗ МИРА, В СЛОВЕ ЯВЛЕННЫЙ»
О метафорической системе Пастернака
тихотворение «Зеркало» в первой публика-
ции, до выхода книги «Сестра моя -
mSSM жизнь», называлось по-другому - «Я сам». Образ зеркала, вобравшего в себя целый сад, стоит в ряду многих образов Пастернака, несущих идею искусства как органа восприятия: поэзия сравнивается, мы помним, с губкой, или она - внимательный зритель (в противоположность герою эстрады) и т. д.
Но зеркало у Пастернака не просто отражает. Жизнь-сад повторилась в нем, сохранив свою неотразимую, «гипнотическую» силу, и в то же время поверхность зеркала как бы ограничивает проявления жизни:
Огромный сад тормошится в зале В трюмо - и не бьет стекла!
Казалось бы. все коллодий залил С комода до шума в стволах.
Зеркальная все б, казалось, нахлынь
Непотным льдом облила. Чтоб сук не горчил и сирень не пахла,-
Гипноза залить не могла.
Гипноз, неотразимость жизни - это здесь главное, однако и неполнота повторения в зеркале - не просто потеря. В развитии внутренней темы
С вводом открытого «я» («Души не взорвать, как селитрой залежь...» и дальше) обнажилось предполагаемое уподобление: зеркало - «я». Тем самым отпала нужда в наводящем заглавии, и без того нехарактерном для Пастернака. Кроме того, этот сдвоенный образ (зеркало-душа) находит для себя новое сравнение - со статуями в саду, которые сохраняют свою замкнутую красоту при всех покушениях на них, идущих извне:
И вот, в гипнотической этой отчизне
Ничем мне очей не задуть. Так после дождя проползают слизни
Глазами статуй в саду.
Шуршит вода по ушам, и, чирикнув,
На цыпочках скачет чиж. Ты можешь им выпачкать губы черникой,
Их шалостью не опоишь.
В начале стихотворения - «бурелом и хаос» сада: много движения, игры света и тени, много запахов, все «тормошится» и «семенит». В конце - как бы найден устойчивый центр (троекратное «не бьет стекла», неподвижные статуи). И «тормошение» жизни это «шалость», уже неспособная нарушить равновесие.
Подчеркнем, что статуи в «Зеркале» вполне реальны. Это подтверждается стихотворением «Записки завсегдатая...», автограф которого был сделан на экземпляре книги «Сестра моя - жизнь» вместе с дарственной надписью Н. Асееву.
Записки завсегдатая Трех четвертей четвертого, Когда не к людям - к статуям Рассвет сады повертывает...
А кроме того, строчки о статуях внутренне перекликаются (не обязательно намеренно) с рассуждением Рильке о самоценности, независимости скульптуры, изваяния: «...В отличие от картины, оно не нуждалось в стене. Оно не нуждалось даже в крыше. Оно было вещью, способной существовать сама по себе, и было хорошо уподоблять его вещи, которую можно обойти, осмотреть со всех сторон. Но все-таки ему подобало как-нибудь отличаться от других вещей, от обыкновенных вещей, в лицо которым каждый мог ткнуть пальцем. Ему подобало быть так или иначе неприкосновенным, священным, изолированным от случайностей и от времени...» («Огюст Роден»; курсив мой.- В. А.) В отличие от Рильке, Пастернак допускает - фигурально, конечно,- что в статую можно «ткнуть пальцем», как в обыкновенную вещь («Ты можешь им выпачкать губы черникой»), но он-то знает, не меньше знает, насколько они священны и ненарушимы в своей состоявшейся сути («Их шалостью не опоишь»). Книгу стихов можно выпачкать не черникой - дегтем, она не перестанет от этого быть, если она настоящая книга.
Дело, разумеется, не в том, чтобы пересказать мысль стихотворения теоретической прозой. Кои
1 Рильке Р.-М. Ворпсвсде. Огюст Роден. Письма Стихи. М., 1971. С. 93.
цепция заключена во всем творчестве Пастернака, и «Зеркало» - один из бесчисленных вариантов ее образного выражения, а равно и одно из ее слагаемых.
Искусство, по логике Пастернака, неотделимо от жизни, оно вбирает, впитывает жизнь. Но вместе с тем оно, в завершенности своей, являет особый, внутренне полный и суверенный мир. Единство мира, выраженное художником,- реальность философская, эмоциональная, эстетическая. В общем смысле она соответствует физической реальности, но у нее свои законы и свой язык. Природа искусства, по Пастернаку (природа, а не форма),- метафорична.