Поэзия социалистических стран Европы

Коллектив авторов

ВИСЛАВА ШИМБОРСКАЯ

АТЛАНТИДА

Были они или не были. На острове – не на острове. Море или не море поглотило их либо нет. Любил кто-либо кого-нибудь? Боролся ли кто-то с кем-нибудь? Было что-либо иль не было там или вовсе не там. Семь городов стояли. Точно ли это? Вечно стоять желали. Как докажешь? Не придумали пороху. Нет. Порох придумали. Да. Сомнительные. Не увековеченные. Допускаемые. Не добытые из воздуха, из огня, из воды, из камня. Не оставшиеся ни в почве, ни в капельках рос. Годиться в назидание не могущие всерьез. Паденье метеорита. Нет, не падение. Изверженье вулкана. Не извержение. Кто-то

требовал что-то, Никто ничего. На этой плюс-минус Атлантиде.

БУФФОНАДА

Поначалу минут страсти, после – сто и двести лет, после снова будем вместе; лицедей и лицедейка - театральные любимцы нас изобразят на сцене. Ходкий фарс, куплетик ловкий, бойкий танец, много смеха, точный штрих по части быта, крики «браво». Будешь ты смешон ужасно в этом галстуке, ревнивый, на подмостках. Я – в короне, и кружится голова, и сердце тщится; глупое, оно забылось, и корона покатилась. Мы начнем с тобой встречаться расставаться, зал – смеяться, семь препон, семь преград между тем нагромоздятся, И как будто с нас не станет настоящих мук и горя - мы добьем себя словами. А потом поклон со сцены - кончен фарс обид и поз. Зрители уходят спать, позабавившись до слез. Будут жить они прекрасно, ублажить любовь сумеют, тигра выкормят с ладони. Мы ж – какие-то такие, в колпаках и с бубенцами, одурманенные напрочь их бренчаньем.

УВЕКОВЕЧЕНИЕ

В орешнике под росами сердца их гулко бились, былинки прошлогодние в их волосы забились. Ласточкино сердце, смилуйся над ними. Причесывались после над прудом, тихим с вечера, к ним рыбы подплывали, мерцающе отсвечивая. Ласточкино сердце, смилуйся над ними. Вода деревья смешивала с остатками рассвета. Ласточка, пускай они навек запомнят это. Касатка, черный росчерк, якорь поднебесья, Икар в обличье птичьем, фрак, вознесенный в небо, касатка, каллиграфия, ранне-птичья готика, стрелочка секундная, неба косоглазие, ласточка, мельканье, неугомонный траур, ореол влюбленных, смилуйся над ними.

УРОК

Кто что царь Александр кем чем мечом рассекает кого что гордиев узел. Сие не пришло в голову кому чему никому. Никто из ста философов не развязал узла, теперь глядят с опаской из укромного угла. Таскает солдатня их за бороды длинные, всклокоченные, сивые, козлиные, и раздается громкий кто что смех. Довольно. Александр воззрился строго, сел на коня, отправился в дорогу. А за царем под звуки труб и звяканье подков вся кто что армия из тысяч кого чего узелков пошла на кого что на бой.

ГОЛОДНЫЙ ЛАГЕРЬ ПОД ЯСЛЕМ

Вот так напиши. На бумаге простой простыми чернилами: есть не давали. Все умерли с голоду.Сколько их было? Вот поле. На каждого сколько травы приходится? Так напиши: я не знаю. История смерть до нолей округляет. Ведь тысяча и один – это тыща; того одного – будто не было вовсе; придуманный плод; колыбель без ребенка; букварь, для кого неизвестно открытый; растущий, кричащий, смеющийся воздух; крыльцо – для сбегающей в сад пустоты; то место в ряду, что никто не займет. Мы по полю бродим, где все стало явью, а он как подкупленный смолкнул свидетель. На солнце. Зеленый. Недальний лесок. Еда – древесина, питье – под корой: рассматривай это виденье хоть сутки, пока не ослепнешь. Над кронами – птица, и тень сытных крыльев ложилась на губы, и челюсти медленно приоткрывались, и зуб ударялся о зуб. Ночами сверкал меж созвездьями серп, приснившийся хлеб в тишине пожиная. Рука с почерневшей иконы являлась, сжимавшая чашу пустую в ладони. На вертеле проволоки колючей торчал человек. С землей на устах пели дивную песню, как цель поразила война прямо в сердце. Какая тут тишь, напиши. Да.

БАЛЛАДА

Вот

баллада об убитой, что внезапно встала с кресла. Вот баллада правды ради, что записана в тетради. При окне без занавески и при лампе все случилось, каждый видеть это мог. И когда, захлопнув двери, с лестницы сбежал убийца, встала, как еще живая, пробудившись в тишине. Встала, головой качнула и глазами, как из перстня, поглядела по углам. Не по воздуху летала - стала медленно ступать по скрипучим половицам. А потом следы убийства в печке жгла она спокойно: кипу старых фотографий и шнурки от башмаков. Не задушенная вовсе, не застреленная даже, смерть она пережила. Может жить обычной жизнью, плакать от любой безделки и кричать, перепугавшись, если мышь бежит. Так много есть забавных мелочей, и подделать их нетрудно. И она встает и ходит, как встают и ходят все.

ЗА ВИНОМ

Взглядом дал ты красоту мне, как свою ее взяла я, проглотила, как звезду. И придуманным твореньем стала я в глазах любимых. Я танцую и порхаю, сразу крылья обретя. Стол как стол, вино – такое ж рюмкою осталась рюмка на столе на настоящем. Я же выдумана милым вся, до самой сердцевины, так что мне самой смешно. С ним болтаю как попало о влюбленных муравьишках под созвездием гвоздики и клянусь, что белой розе петь приходится порой. И смеюсь, склоняя шею, так, как будто совершила я открытье, и танцую, вся светясь в обличье дивном, в ослепительной мечте. Ева – из ребра, Киприда - из морской соленой пены, и премудрая Минерва - из главы отца богов - были все меня реальней. Но когда ты взор отводишь, отраженье на стене я вновь ищу и вижу только гвоздь, где тот висел портрет.

ДВИЖЕНИЕ

Ты здесь плачешь, а там пляшут В капельке твоей слезы. Там смеются, веселятся. Там не знают зол и бед. Словно бы зеркал мерцанье. Словно бы сиянье свеч. Как бы залов переходы. То ль манжеты, то ли жест. Шутки франта водорода. Вертопрахи натрий, хлор. Ферт азот средь хороводов И кружащих, и плывущих, И под куполом парящих. Плача ты играешь им. Кто ты, миленькая маска?

ВСЯКИЙ СЛУЧАЙ

Случиться могло. Случиться должно было. Случилось раньше. Позже. Ближе. Дальше. Случилось – да не с тобой. Уцелел, ибо первый. Уцелел, ибо последний. Ибо сам. Ибо люди. Ибо влево. Ибо вправо. Ибо выпал дождь. Ибо упала тень. Ибо солнечная была погода. К счастью, вокруг лес. К счастью, ни одного дерева. К счастью, рельс, крюк, балка, тормоз, фрамуга, поворот, миллиметр, секунда. К счастью, соломинка плавала на воде. В результате, поскольку, несмотря и однако. Трудно сказать, если б рука, нога на шаг, на волосок от стечения обстоятельств. Итак, существуешь? Пощаженный покамест мгновеньем? Сеть была одноячейной, и ты – в ту ячею? Не могу надивиться, намолчаться этому. Послушай, как для меня быстро бьется твое сердце.

СТАНИСЛАВ ГРОХОВЯК

БЕРНС

Идет толстый Бернс, Гремит площадь в такт, Летит Муза вкось И тащит бурдюк. Поет толстый Бернс, Поет толстый Бернс, Поет толстый Бернс, Поет толстый так: «У всех есть закут, А в закуте печь, И все ждут любовь К себе в гости. А я, толстый Бернс, Угла не завел, Зато есть мешок, А в нем кости. Одну сожрет пес, Другую съест кот, Третью спрячет черт До срока. Таков этот мир, Что жалкая кость, Что каждая кость Одинока». Идет толстый Бернс, Гремит площадь в такт, Летит Муза вкось И тащит бурдюк. Пляшет толстый Бернс, Поет толстый Бернс, Скачет толстый Бернс, Как пьяный индюк.