Поэзия социалистических стран Европы

Коллектив авторов

ВЕРА

Путь пройденный был долог, все сумеречней дали, Рельефны очертанья, стираются детали. Я дочь земли и духа, пришла и мне пора Поярче выбрать искры из пламени костра. Судьбу, надежду взвесить срок наступил суровый, Весам неумолимым предоставляю слово: Ты знал борьбу? Под знаменем в строю, Когда восстанья ветер кровь горячил твою? Ты опьянен был ростом стремительного вала, Иль так любил, как совесть тебе повелевала? Была ль, как идол, вера твоя зыбка, мертва? В ответ на стон любимой нашел ли ты слова? «Мой лавр, цветок мой чистый!» – шептал ей не тогда ли, Когда ее цветами и славою венчали? Ты был с ней в час позора? Был скорбью обуян, Когда она лежала вся черная от ран? Ты язвы обмывал ей внимательной рукою? Тебя не отвратили лохмотья, запах гноя? В те дни «цветок мой чистый» шептал ей все нежней, Внушая, что вернется былая слава к ней? Путь пройденный был долог, все сумеречней дали, Рельефны

очертанья, стираются детали. Я дочь земли и духа, пришла и мне пора Поярче выбрать искры из пламени костра. Все проблески в минувшем… Бросаю я на чаши Весов два тяжких сердца – свое, а рядом ваше. Бунт в пурпуре и ярость в доспехах, в трудный час На суд не призываю свидетелями вас. Зову я, Постоянство, тебя в плаще из тени. Вот жизнь моя. Стою я перед тобой в смятенье.

СОНЕТ

– Как? Белый стих? Но нет дурнее тона! – Поверьте, это времени примета! – Что может быть прекраснее сонета? – О нет! Рондо – вот слабость Аполлона… Но спорщиков мудрей природы лоно - Сменяет зиму грозовое лето. Нас лань чарует, что не раз воспета, И вслед слону мы смотрим удивленно. Игла и долото есть у природы, И мастерит она, не выбирая, И формы создает, как ой угодно,- Тончайший лист, тяжелые породы… Хвалу и поношенье презирая, Ты к солнцу, стрекоза, взлети свободно.

ПОЭЗИЯ

Будь скупой, о, будь скупой… Даже перышко и то храни, в шкатулку его опусти, рядом с молчаньем, возникшим вчера в сумерки между другом твоим и тобой, рядом с пузырьком из-под духов, где радуга заключена. Подбери даже камешек, который ты во дворе своего детства аметистом звала, даже смятую трубочку вьюнка из изгороди, сбереги и ее. Сбереги и странное ощущение головокружения, полета холодным и туманным мартовским утром, когда сосульки каплю за каплей роняли на грязный тротуар. Сохрани даже осколок и тень, И когда многие скажут с жалостью, сочувственно покачивая головой: – Видали вы? Она хранит даже использованный трамвайный билет, даже осколок и даже перышко,- тогда ты встряхни своим коробком, как встряхивала красным фаянсовым сердцем, купленным на масленицу. Как таинственно звучало его дзинь-дзинь, Пришло время разбить его,- говорила ты себе. И щеки твои горели. Пусть посыплются оттуда никелевые монетки все до одной. Не оставь себе ничего. И тогда распрямятся смятые венчики вьюнков, и зазвучат их лиловые трубы громче труб Иерихона. И глухая непроницаемая стена забвенья рухнет. Из перышка вновь возникнет ласточка, для того чтобы рассекать воздух, чтобы усесться под твоей кровлей. Аметистовый песок обретет свой былой блеск. Сосульки возобновят свою певучую жалобу. Жалкий использованный трамвайный билет - даже и тот воскреснет. Мы будем снова стоять, стройные и серьезные, в старом-престаром вагоне с длинными кожаными ремнями, беспокойно свисающими с потолка, с трепетными городскими огнями, мелькающими за темными стеклами, с запахом дешевого сукна твоего пальто, увлажненного дождем, с зеленым сумраком твоих глаз, которого нет нигде, кроме этого вагона с длинными кожаными ремнями, беспокойно свисающими с потолка.

ПРИЧАСТНОСТЬ

Эй, да, нелегко быть всадником, быть и разящей десницей, быть птицей, не знающей в мире границы, быть желчной сатирой, крылатой балладой, оливковой ветвью и меткой гранатой, улыбкою быть – пониманья, прощенья, надтреснутым выкриком быть – возмущенья, быть выше мирского, и быть в самой гуще, погибнув, рождаться с любым из живущих, быть взглядом, открывшим, что временем скрыто, быть ногтем, что давит в сердцах паразитов, быть чистым, светящимся озером горным, быть в мутных сомненьях исканьем упорным, быть мудрым под стать летописным заветам, и быть необузданным дерзким рассветом, быть магом и феей – придумщицей пылкой, быть мельничным жерновом, камнедробилкой, быть нивой покладистой и молчаливой, быть смерчем, взметнувшимся гневно над нивой, металлом быть, молотом быть и рабочим, под бременем времени – времени зодчим.

ВЕРОНИКА ПОРУМБАКУ

ДРОЗД ИЛИЕ ПИНТИЛИЕ

Седой ниспадающий пепел… Темница сотрясена, Дрожат в ней затворы и петли. Илие поет у окна. И вздрагивает Дофтана. Вливается в сумерки песнь. «Страна – как открытая рана, И мы замурованы здесь. Восстанье бушует, как ветер, Вскипает, как реки весной, Замки упадут на рассвете,- Надейтесь, друзья за стеной!» Седой, ниспадающий пепел… Темница сотрясена. Не дрозд ли видением светлым Присел на решетку окна? Илие и гнев и надежды Крылатому передает. И птица летит безмятежно, И кто остановит полет?… Шли годы, рождались преданья Над краем восстаний и гроз. Здесь нет даже целого камня, К чему возвратился ты, дрозд? Здесь, слышишь, вой ветра органный. Кого ты печально зовешь? Кремнистую шею Дофтаны Разбила подземная дрожь. Илие ты ищешь часами? О чем так грустишь ты один? Закрыл он глаза под камнями, Лишь ветер шуршит меж руин. Ты песнь его спас из темницы. Как долго скитался ты с ней! Успела она распуститься Прекрасным цветком для людей. С

холма, где стояла Дофтана, Ты видишь – развеялся мрак. Пой, радость! В рассвете багряном Багряный колышется флаг.

НА СТРАЖЕ

Во время Великой Октябрьской социалистической революции,

когда отряды красногвардейцев штурмовали Зимний дворец,

Ленин отдал солдатам приказ охранять сокровища искусства.

Среди ружейных залпов, средь грохота стального Снарядов орудийных, вещавших крах былого, Среди солдат, погоны с шинелей прочь сорвавших, Средь выборгских рабочих, оружье в руки взявших, Когда в жестоких схватках былого с настоящим При свете беспощадном прожекторов слепящих, Неистово кромсавших тьму прошлого на части, Рождался мир, в котором познают люди счастье; Когда простые люди – рабочие, крестьяне - В порыве вдохновенном вдруг поднялись сквозь пламя, Когда матросы, смело взбегая на ступени, Неся огня частицу, каким горел и Ленин, Пошли на штурм,- он, Ленин, провидец гениальный. Заботился, волнуясь, чтоб пулею случайной Не повредило мрамор тех статуй и картины, Что гордо украшали седой дворец старинный. Мозолистой рукою сжимая ствол винтовки, С бескрайним удивленьем и робостью неловкой Пред юным Аполлоном, изваянным когда-то, Вставали неподвижно суровые солдаты, Тот мрамор охраняя и нежные узоры На белизне прозрачной саксонского фарфора. Вот предо мною будто солдат в папахе рваной, Он только что из боя, с кровоточащей раной, Еще покрыты потом черты лица простые, Рыжеют от махорки усы его седые. Он штык стальной сжимает рукой своею властной Перед портретом дамы невиданно прекрасной; От голых плеч, все в складках, и легких и веселых. Каскадом льется платье среди колонн тяжелых… – Вот черт,- бурчит ворчливо,- куда уж лучше, братцы, С княгинею любою по-свойски рассчитаться, А то вот стой без дела пред этой самой кралей, Когда отряд дерется уже в соседнем зале! Да, скоро нашей станет твоя земля, княгиня! Чего моргаешь? Я-то мужик простой… Но ныне Все путы разорвем мы своими же руками, От прошлого оставим портрет вот этот в раме, От подлости от вашей не будет и помину… Чай, крепостной художник нарисовал картину… Глядишь, полюбоваться придут жена иль дети! Какая красота-то случается на свете! Как видно, неспроста мне задачу дал такую Сам Ленин… Шутка ль – Ленин сказал… И вот стою я! Какие разговоры велись еще солдатом С княгиней, я не знаю (я не была тогда там), Но в восхищенном сердце моем навек нетленен Приказ, в который столько вложил заботы Ленин!

СУДЬБА

Моя судьба – остаться без судьбы, Моя судьба – нести чужие судьбы, Я не стекло… Мне взором не судьи, А друга в души ваши заглянуть бы. Пускай же вздох мой не затянет гладь Окошка в мир завесою туманной. Всего тяжеле не существовать, И легче легкого быть безымянной. Есть у меня семья – и нет семьи. Я зря брожу в саду цветущим летом. В траву роняет лепестки свои Любовь моя, завянув пустоцветом. Любовь моя, всегда я в стороне. Все отдаю тебе, и все напрасно. Порою только память шепчет мне: «Ах, Вероника, радость так прекрасна!» Хотелось бы мне только одного: Чтобы могла любимые черты я Узнать в чертах ребенка своего,- Но это все одни мечты пустые. Чужой меня не называйте вы, Лишь я сама себе чужда по сути. Моя судьба – остаться без судьбы. Моя судьба – нести чужие судьбы.

ТИБЕРИУ УТАН

ЛЕНИН

Покажите мне гору, видную так же далёко: с севера и до юга, с запада до востока, как Человек-Гора Владимир Ленин. Покажите мне реку, так же дающую жизнь земле, движение гидроцентралям, так же несущую без конца энергию, веру и бодрость в сердца, как Человек-Река Владимир Ленин. Спойте мне песню, которая, все обнимая, так же звучит на всех языках от края мира до края, как Человек-Песня Владимир Ленин.

ПЕСНЯ ДУНАЮ

Дунай, мое счастье И горе,- Дорога, спешащая к морю, Призыв кораблей белокрылых. Тебя разлюбить я не в силах. Легко разметал ты излуки, Как спящая женщина Руки, Как будто бы руки любимой, На коих я - Непобедимый - Разнежась, могу и забыться. Ты свет мой, Ты радости птица, Мечта моя и улыбка, Ты у страны под мышкой Ее любимая скрипка. Дунай мой, Ты зеркало солнца, Горнило, Где слава куется Народной отваге и силе, О доблестях наших сказанье, Дорога людского братанья. Дунай мой, Недаром мы ныне На доброй Прибрежной равнине Стремим города в поднебесье, Как славу тебе В наших песнях. Поем, Чтоб тобой достигалось Гнездовье орлиное – Галац, Несите, Дунайские волны, Тепло в океанские чаши, Улыбки сердечные наши, Как огненные пионы.

ЧЕРЕШНЯ

Листвою меня облеки, ветвями, душистой влажною тенью. Когда бы ствола твоего я коснулся, черешня, ты бы запела! И останавливались бы люди, внимая струны искрящейся пенью. Как плод румяный созревшего лета на нас с тобою похож – погляди! Осталась молодость в прошлом где-то, но жизнь у нас еще впереди. Ты ветви простерла, а я – стремленья. Наш ствол, поднимайся сквозь даль столетий! Мы в землю пустили корней разветвленья, но корни наши – ив воздухе, в свете.