Поэзия социалистических стран Европы

Коллектив авторов

ГОРОДСКАЯ БАЛЛАДА

Ночью Видели звезды воочью, Пробиваясь лучами сквозь темь, Тень… нет! Не тень! Там, на улице длинной, пустынной, Как мученье, бледна, Грудь украшена раной, Рот искривлен улыбкою странной, Чуть прикрыта одеждою рваной, Совершенно одна Посредине ночного квартала Призрак голода - Женщина, тень, Напевая, во тьме танцевала. Шаг вперед, шаг назад, шаг вперед - В такт босыми ногами, В такт больными губами. И опять – влево шаг, вправо шаг. Изболелась душа, В сердце холод и мрак. А тогда, Как была молода И горда, Как любили ее господа В те года! А теперь отблистала! Жизнь погасла, и сердце устало. Ей достались суровые дни, И на танец безумный похожи они Посредине ночного квартала.

БЕЗНАДЕЖНАЯ МУЗЫКА

Безнадежная музыка. Льются слезы из глаз В тихом плаче… Все ее неудачи, Все мечты и желания, Первые, ранние,- Все убитые чувства В этой музыке грустной. В тихом плаче качаются плечи слепящие, Эти белые плечи… Все,

что стало далече, Все, что ныне утрачено, Что слезами оплачено,- Все звучит безыскусно В этой музыке грустной. Щеки спрятав в ладони, уткнувшись в колени, Плачет женщина, Чья душа изувечена. Плачет вместе со старой, Разбитой гитарой Над строкой недопетой - Из-за музыки этой. И молчит человек возле женщины, плачущей О себе, о позоре, Он проник в ее горе, Он над нею склоняется, И ресницы смыкаются… Меркнет свет над планетой Из-за музыки этой. Но приходит другой… Кровь бурлит, Тяжко дышится… А в мелодии слышится, Что душа уже отдана, Что любовь уже продана, Стала стертой монетой Вместе с музыкой этой.

МОТИВЫ

Есть в музыке стиха мотив воспоминанья. Не в детстве ли исток поэзии моей, Когда влекли меня надежды, и желанья, И светлые мечты моих невинных дней? А может, памятью о юности недавней Рождаются стихи о счастье и любви - Со звонкой рифмою, со страстью своенравной, С безумной радостью, бушующей в крови? Но в лицах женщин тех, угрюмых, несчастливых, Торгующих собой с протянутой рукой, - В морщинах их застыл мотив стихов тоскливых, И стонут небеса от музыки такой. В чахоточном углу безумец смотрит тупо, Сидит его семья, от холода дрожа. О нищая семья, о горькая халупа! Здесь копится в глуши начало мятежа. В угрюмых тайниках, где страх и боль гнездится, Где давит тишина и где не брезжит свет, Там рядом с нищетой мелодия родится, Там первую строку находишь ты, поэт! Мотивы всех родов звучат передо мною, То гаснут, то волной летят со всех сторон. Но вот приходит он, со смертной белизною, Трагический мотив – и колокола звон.

БЕССОННАЯ НОЧЬ

Немного света! Света, света, брат и друг! Молю о свете, чтоб распалась тьма ночная, Когда томит меня неведомый недуг И ненавижу, сам кого не зная. О муж! Хоть каплю света здесь пролей! Герой, который создает и рушит, Не оставляй без света, пожалей, Не то ночная мгла меня задушит. Хочу, чтоб факел грозный полыхал, Чтоб от набата эта тьма дрожала, Чтоб ты, измученный, однажды увидал, Что пляшем мы на острие кинжала. Но нету факела, разделены друзья, Во мраке ночи не смыкают вежды. Кричу напрасно, надрываюсь я… Так замолчи, душа, и твердой будь, как прежде. Поет петух, поет – близка заря. Петух, ты лжешь иль нет? Ответь мне без обмана! Все говорят, что ты поешь не зря! Но больше верить я людским словам не стану. Уймитесь, думы! И кошмары – прочь! Подушку обнимаю, как спасенье. О, дай мне сна! О, дай мне в эту ночь Слова надежды, дружбы, утешенья!

НЕРАЗГАДАННАЯ ПЕСНЯ

Посвящается народным напевам

Украдена песня из сердца народа И сделалась плачем о горе народном, О дочери нищей, о сыне голодном, О тяжкой судьбине, разбитой грозою,- Была она песней, а стала горючей слезою. Ты плач или песня? Ответствуй мне, сердце народа! Ответствуй мне, сердце, которое вечно страдает,- Ты плач или песня? И кто мне тебя разгадает? Звучит ли проклятье в тебе против силы неправой, Которая дни напоила горчайшей отравой? О да! Ты суровой судьбы выраженье, Той жизни, что гибнет, и чахнет, и, может, Замолкнет в бессилье и в изнеможенье!

ВСТУПЛЕНИЕ К ВСТУПЛЕНИЯМ

Каждый день умирают боги, Каждый день разрушаются идолы, Пропадая во мраке времен. Неизвестно теперь, кто сильней – человек или бог? Бог в разодранном рубище пред человеком предстал, Сам себя по щекам он хлестал, Бил себя со слезой покаянной И кричал о судьбе окаянной: «О, кого я на свет породил!» И не знает теперь человек: Он ли бога придумал Или сам он – создание божье? И в раздумье стоит человек у подножья Неподвижного идола, Что не в силах ответить ему, Перепуталось все – кто мы, люди иль боги? Несмотря на смешенье языков, Хорошо понимать мы умеем друг друга, Вавилонскую башню могли бы построить мы ныне, Чтоб, взойдя на нее, чтобы, стоя на самой вершине, Человек огляделся И крикнул во всю свою мощь: – Эй ты, господи! Где ты?

ШЕФТЕТ МУСАРАЙ

ИСТОРИЯ «БАЛЫ КОМБЕТАР»

Фрагменты из поэмы

* * *

Разбилась шаланда - На дно, федералы! Спасайся, кто может, Ребята из «Балы»! Фашизму конец! Иная эпоха. Спасайся, кто может, Чтоб не было плохо! Где римская слава? И где Муссолини? Ах, сгинуло всё По известной причине! Сбежал Париан Из пышных палаццо, Исчезли Бибан С синьором Далмацо… Так надо втереться В доверье народа - Раз ветер другой, Другая погода. Пальнуть пару раз Нетрудное дело, Захватим поместья - И аддио, белло! Иначе мужик, Пожалуй, с нас спросит Никто головы Из наших не сносит! Крестьянин придет С дубиной своею И скажет он так Помещику-бею: «А как, господин, Служил ты народу, Когда я с ружьем Стоял за свободу?» Того и гляди, Сведет с нами счеты. Пойдешь на тот свет Без всякой охоты. Скорей же бочком Подлезем к народу - Из наших, мол, рук Добыл он свободу. А в прежних друзей Пальнем из ружьишка, Не то вместе с ними И нам будет крышка. …Издох жеребец, Копыта остались - Подковы снимать Балысты примчались. Вопит Али-бей: – Вперед, за отчизну! Мол, родина ждет От нас героизма! – Небось ведь и мы По

крови албанцы! Терзают небось И нас чужестранцы. Фашисты и нас, Бедняг, попирали, Убили одних, Других обобрали. Ударим, братва, По прежнему другу, Припишем себе Чужую заслугу! Глядите, идут Ребята из «Балы». Не ружья несут - Бутыли, бокалы. Манишки на них, Перчатки и фраки, Пижамы, зонты, Платки и чувяки. – Пошли воевать! – Да, да, повоюем! Как счастлив народ, Что мы существуем. Тут пир на весь мир Закуски и тосты, Вино потекло - Гуляют прохвосты: – Лакайте до дна! Гуляй без рассудка! Мы пьем за народ, Ведь это не шутка! Как двинемся в бой, Гора сотрясется!… Над их похвальбой Деревня смеется. Дивится народ: – Что это за чудо? Какой пароход Привез их, откуда? – Что скажешь о них Ты, дядюшка Цени? – Как буйвол, балыст Пошел искать тени. Знать, в пекло попал Наш новый приятель, Гляди, как вопит: «Да сгинет предатель!» – Да кто же они? – Предатели сами. Гляди, как кричат: «Крестьяне, мы с вами!» А тут же тайком Готовы к измене. Нет, власть не для них!
– Разгневался Цени. – Служили они Различным султанам, Садились они На шею крестьянам, А нынче пришли Побитыми псами, Чтоб головы с нас Обрить с волосами. Вот так говорит Наш дядюшка Цени: – К чертям этот сброд! Мы знаем им цену!

* * *

Здесь кровь пролита, Здесь голод и раны. Воюют в горах Сыны-партизаны. Народную честь Они не роняют, Империю в гроб Прикладом вгоняют. Без пищи, питья, Под ливнем и в стужу Сурово они Сжимают оружье. Их крепость в горах, Им храбрость сродни, С улыбкой и песней Воюют они… – Постойте, друзья! А там что за люд? Нестройной толпой Зачем к нам идут? Зачем так спешат, Карабкаясь в гору? Видать, опоздать Боятся к разбору? – Так это ж балысты! А мы их не ждали! Зачем же балысты К нам в горы примчали? Сам Люмо пришел (Прозванье Митата), На нем воротник И фрак дипломата: – Великие дни Пришли для албанцев. Не можем терпеть Мы гнет итальянцев. Страдали и мы От разной квестуры, От Квислингов и От их агентуры. Я сам пострадал, Их гибели жажду: Ведь мой магазин Закрыт был однажды. – И я потерпел,- Тут Дости вмешался,- Министром служить Я не соглашался. Файк Тюку вопит: – В Милотском сраженье Я пленных семьсот Забрал, без сомненья. Из них только семь Меня дожидались, А прочие все, Они… разбежались… – И мы,- говорят Предатели с жаром,- Мы тоже свой хлеб Жевали недаром!… Владельцы, дельцы - Вся жалкая свора Кричит, вопиет: – Мы жертвы террора!… В герои они Гурьбой затесались, Как сдох жеребец, Копыта остались. Мол, мы за борьбу, Пора, мол, за дело, Пришельцев и нам Терпеть надоело. И требуем мы, Чтоб все признавали, Что тоже и мы В горах воевали. На битых врагов Поднимемся смело, Народ поведем На общее дело… А Цени-старик Смеется над «Балы»: – Не ваш урожай, Раз вы не пахали. И мы для того ль Пошли в партизаны, Чтоб вам из огня Достались каштаны!

КЕМАЛЬ СТАФА

ПОГИБШЕМУ БРАТУ

Родился ты В тот год, когда война Вошла без стука в наши двери, Когда людские племена Вцепилися друг в друга, Словно звери. И стлался над землей сражений дым. И у твоей убогой колыбели Нужда и нищета сидели, А голод был наставником твоим. Но подлый век, Но низкий старый мир Тебя лишь закалил, А не сломил. И ты отверг, смеясь, Их лживый блеск, Их золотую грязь. Да, наша молодость была тяжка, Но клятву принесли мы с братом Хранить навеки гордость бедняка И ненависть к богатым. Нам говорили: «Ложный путь Избрало ваше поколенье. Вам надо бы развлечься, отдохнуть… Те, кто всю жизнь стояли на коленях, И нам хотели головы пригнуть, Но, все преграды преодолевая, Мы с боем Шли вперед. И думал я, Что брат со мной придет К твоей победе, О земля родная! Как о твоей свободе он мечтал - И не дождался, Не дошел. Упал… Прощай, товарищ! Милый брат, прощай! Я возвращаюсь в партизанский край В орлиное гнездо народа, Под знамя то, что вышивала мать, Не уставая слезы вытирать,- Под знамя Нашей правды и свободы!

ПЕСНЬ КОЛОКОЛЬНИ

Как холодно голодным по утрам! Качая головой седою, В построенный недавно пышный храм Старик заходит, сгорбленный нуждою. Голодного не насыщает сон. Усталый после отдыха ночного, Дверь колокольни отпирает он, И частый звон Провозглашает: день начался новый. Светает. Отступает мгла. На колокольне нищий, сирый, робкий, Худой старик, повисший на веревке, Звонит в колокола. Всем кажется: серебряной волной Омыло город, утренний и сонный,- А в колокольне робкий, оглушенный, Худой старик, несчастный и больной, Со лба стирает теплый пот, И кашляет, и вновь звонить идет, И виснет на веревках снова. И снова заглушает этот звон Детей голодных стон И кашель старика больного.