Поэзия социалистических стран Европы

Коллектив авторов

МОЯ ПЕСНЯ

Возьми меня, лодочник, в легкую лодку свою! Волну рассекая, скользит она бездной раздольной и будто бы в небо ведет дорожку-струю, летит наперегонки она с чайкою вольной. В открытое море выйдем, покинув залив, на губы нам брызнут волны солью целебной, и с южным ветром, парус тугой развив, помчится, белея, ладья дорогой волшебной. И в море, лодочник, песню я запою неслыханную – о малой родине нашей, чье имя тучкой сникает на душу мою, чья песня – мед и вино, всех песен краше! Где каждая девушка, хлеб убирая, поет, а парни вторят и вечером ждут у калиток; на свадьбах поют, и зимой, всю ночь напролет, где в песне мать изливает печалей избыток. О, песня у нас зловеща и скорбно-глуха, такой ты не слышал, такой не услышим нигде мы: ведь нет народа, чья доля, как наша, лиха, чьи муки так тяжки, а люди безропотно-немы. У нас на горах и

летом не тают снега, и море у нас зовется «Черное море», и Черной горы вершина мрачна и строга, слезами поит нашу землю черную горе. Возьми меня, лодочник, в легкую лодку свою! О нет, не страшат ее гребни пучины раздольной. И пусть в бесконечность ведет дорожку-струю,- мы неба достигнем, сдружимся с чайкою вольной.

ТРЕВОЖНАЯ ВЕСНА

Ты, новая весна, приходишь, все сильнее тревожа неизвестностью своей. Чем ярче солнце, тем она сложнее - загадка этих не певучих дней. Деревья развернут сверкающие кроны, разбуженные ульи зажужжат, и каждый цвет созреет, опыленный, и лепестки на пашню облетят. На этом пире, в этом ликованье, где каждое зерно идет тотчас же в рост, где жадно любит каждое созданье, каким он будет, наш заздравный тост? Ужель навек, с тех пор как солнце светит, с тех пор как день на свете занялся, войне греметь и бушевать на свете, жестоким вихрем корчевать леса?… Но мыслей моих нынешних не станет, они, как одуванчик, облетят, когда ударит гром, и буря грянет, и за снарядом засвистит снаряд. Расплата грозная за все, что было ложью. Сражение за жизнь – и я в бою. Земля моя, дрожу твоею дрожью, дыхание тебе на благо отдаю.

МОСТ

В минувшее ведущие мосты обрушились, и нет путей назад. Над миром свод свинцовой высоты. Огонь бушует. Города горят. Земля до глубины потрясена. Зияет пропасть, глубже, что ни час. И грянувшая буря так сильна, что, может статься, унесет и нас, И вереница тех, кто обречен, идет вперед, и некуда свернуть. На лбу клеймо. Их тыщи, миллион… Пронзенными телами устлан путь. Он бесконечен, страшен и кровав - но есть ему конец над ревом вод, что гибельнее раскаленных лав,- там в будущее новый мост растет. И столько тысяч судеб, душ и тел навеки в основание легло, чтоб он над потрясеньями летел, чтобы его ничто разрушить не могло.

Данаил Дечев (Болгария) Копривщица. 1957 г.

Затем что нет в минувшее пути, все рухнуло, и не о чем жалеть, и новым людям в новый день идти на новый берег и о новом петь.

ПОЭЗИЯ

Если б в моем взгляде не жила ты - я бы в темноте была слепою и не мог бы взгляд мой стать крылатым и парить свободно над землею. В стебельках застенчивых и слабых я плодов не видела бы грозди, приземлиться взглядом не могла бы никогда я на далеких звездах. Вот чего б глаза мои лишились, если б в мире не было тебя. Если б ты мой слух не заострила, чтобы и в молчании мне слышать слово, возвращающее силу, слово, что волнуется и дышит, чтобы слышать голос - близкий, дальний, с вечных звезд и с улицы соседней, что летит ко мне с своей печалью,- ах, какой глухой была б и бедной жизнь моя, когда бы не было тебя. Если б моим сердцем не владела с юности и до мгновений этих, если б сердце песней ты не грела - чтоб жилось полнее мне на свете, чтоб во всех разлуках и печалях делать грусть надеждой легкокрылой, радость – песней, горькое – случайным,- где бы я взяла на это силы, если б в сердце не было тебя?

НИКОЛАЙ ХРЕЛКОВ

БАЛЛАДА О ТРЕХ СЕСТРАХ

Осень. Ветры воют грозно. Отчего ж не спят так поздно и рассветной ждут поры три невесты – три сестры? Ночь пришла в селенье Крын. Мрак в селенье Крын и мгла… Мрак кромешный, час разбоя, все вокруг полно покоя. Вот Верти-веретено молвит глухо и темно: – Не вернется в край родимый, на чужбине спит любимый! Ночь пришла в селенье Крын. Мрак в селенье Крын и мгла… Хоть спешит – едва мотает, коченеет, замерзает. Тотчас Полотно-сотки застонала от тоски: – Твой любимый и мой милый рядом выбрали

могилы! Ночь пришла в селенье Крын. Мрак в селенье Крын и мгла… Ткет она – и все напрасно, жжет ей грудь недуг ужасный. Третья – Расчеши-кудель - шепчет: – Где ты кончил день, мой любимый, что с тобою?
– и качает головою. Ночь пришла в селенье Крын. Мрак в селенье Крын и мгла… Чешет, руки вдруг уронит, там, за дверью, никого нет. Осень. Ветры воют грозно. Но не спят, хотя уж поздно, и рассветной ждут поры три невесты – три сестры. Ночь пришла в селенье Крын. Мрак в селенье Крын и мгла… Мрак кромешный, час разбоя - взрыв! – в помине нет покоя.

ЛАМАР

ГАЙДУКИ

Мои братья юнаки, белогривым Балканам волю подвигом бранным дайте, дайте, юнаки! Свободой душа не согрета, живем и поем мы невесело, в печаль неизбывную эту вплетая старинные песни. Роща, ты, сестра родная, зашуми листвою буковой. Ворон каркает, вещая нашим вдовам скорбь и муку. Мои братья юнаки, белогривым Балканам волю подвигом бранным дайте, дайте, юнаки! Взволновала Дунай эта буря. Бунт - как вьюга на зимней дороге. То, гайдуки, огненный бунт против царя, против бога! Горы седы и суровы, и в слезах сироты-дети. Иго сбросить, сбить оковы мы выходим на рассвете. Хлеб лежит неубран в поле, некому взмахнуть косою. И скорбит бедняк в неволе над иссохшей полосою. Роща, ты, сестра родная, зашуми листвою буковой. Ворон каркает, вещая нашим вдовам скорбь и муку.

ДЯТЕЛ

На морщинистом клене сухом пестрый дятел упорно хлопочет - знает, старый, кто дерево точит! А потом, оглядевшись кругом, меж ветвей прошумит он, как пламя, и взлетит высоко над ветвями. Вот таким же упорным трудом всех червей доконать бы и слизней, все, что гибельно дереву жизни!

СТАРАЯ ВОДЯНАЯ МЕЛЬНИЦА

Мукомольня стоит за деревней, вся обросшая мхом и мукой. Вот он – дедовский замок наш древний под навесом ветвей над рекой. Здесь недавно еще мукомолы до рассвета мололи зерно. И под грохот и говор веселый в добрых кружках кипело вино. А теперь, словно в сказке старинной, дремлет мельница, скрыта листвой, В ней души не найдется живой… Где же люди со старой плотины? Там, где стук раздается машинный новой мельницы – паровой.

ОКНО

В час утренний ко мне легко заря влетела. Нет занавеси на окне моем. Пусть гость любой в мой дом приходит так же смело и видит, как порой бывает тихо в нем. Быть может, я к нему навстречу грустным выйду - то давнюю печаль припомнила душа. Пусть он простит меня. Пусть не таит обиду. В своей судьбе и я ошибки совершал. Но здесь, перед окном, открытым в сад зеленый, я добрых жду друзей. Они придут ко мне, а с ними радости их жизни обновленной. Пусть все печали их дотла сгорят в огне! И лишь одна любовь пусть нас ведет, как прежде, к тем сокровенным дням, к их свету, к их надежде!

ГОРА

Я на горе стою, где море света, где столько рек берет свое начало! А по земле идет хмельное лето, травой зеленой покрывая скалы. И звезды тихо падают в озера. Лес напевает песенку простую. А я пришел в задумчивые горы, чтоб встретить свою осень золотую. Я вековую мудрость в песне слышу, я чувствую в ней свежесть и прохладу. …Зовет гора меня все выше, выше, вселяя в сердце дерзость и отвагу. Стоит гора в величье молчаливом и утопает в сини беспредельной. А там, внизу, поля неторопливо сплетают золотое ожерелье. И вот оттуда, сверху, из вселенной, гора седые реки шлет на землю, чтоб напоить своей водою пенной леса и долы, что под солнцем дремлют, Я остаюсь наедине с природой и не могу на горы наглядеться. Я думаю: «Великая свобода дана здесь человеческому сердцу!» Болгария моя шумит лесами. И слушают задумчивые горы, как реки озорными голосами поют, и звезды падают в озера.